Девлин улыбнулся от уха до уха, как только голова пополам не распалась.
— С высочайшим удовольствием! Все они, за исключением Рейна, являются короткопериодическими. Тут мне придется кое-что объяснить. Вследствие того, что как Земля, так и контактный мир находятся в движении, а определенные волновые функции должны совпадать по фазе, эффективный доступ ограничен короткими, периодически повторяющимися периодами — “окнами”. Вам все понятно, принцесса?
Элия кивнула. А если темно-синий? Темно-синий очень пошел бы к его лицу, нежно-розовому, как младенческая задница.
— ..Рейна оценивается приблизительно в восемь суток. Именно поэтому мы так рвемся показать его вам прямо сегодня — последний на этой неделе шанс. Кратчайший период у По — этот мир выходит на позицию с двадцатичетырехчасовыми промежутками, а окна уже начали уменьшаться. Выбрав По, вы поставите меня перед очень серьезной проблемой.
Девлин опять улы-ы-ы-ыбнулся.
— Доктор Девлин хочет сказать, — желчно прервала его Хаббард, — что нам не хватит времени, чтобы подробно обследовать По, а затем переместить туда нужное количество людей. По нашим оценкам, минимальное население жизнеспособной колонии — три тысячи.
Элия содрогнулась. Брать на себя ответственность за три тысячи человеческих жизней?
— Чем больше, тем лучше, — добавил Девлин; он ни на секунду не сводил с Элии мерцающих змеиных глаз. — На Этну мы закинули сорок тысяч.
— Омар?
Да, на Этну ушел Омар, пять лет тому назад. Веселый, вечно хохочущий Омар. Омар, смеявшийся всегда, надо всем, несмотря ни на что — пока не услышал зов. Подобно Элии, он выдержал пару дней безжалостно нарастающих мук, а затем уехал.
И какую же ничем не заполнимую брешь оставил его отъезд! Именно тогда, четырнадцатилетней девочкой, Элия впервые ощутила всю меру страданий, приносимых буддхи, впервые действительно осознала, что наступит день — и ей тоже придется уйти.
— Да, — подтвердила Агнес Хаббард; короткий взгляд голубых, как арктический лед, глаз был подобен выпаду фехтовальщика, — принц Омар. Мы смело можем считать, Ваше Высочество, что он жив, а колония процветает. В его случае у нас нет никаких оснований предполагать обратное.
Элия снова содрогнулась:
— А иногда — бывают?
Хаббард поджала губы и чуть помедлила.
— С того времени, как к работе подключилась ваша семья, — нет. — Она говорила осторожно, тщательно взвешивая каждое слово. — Такое случалось в ранних попытках, когда мы еще не подозревали, на какие грязные проделки способна природа. Вот, скажем, Дуб — вы слышали об этом случае.
— Отец Сед.., ваш сын?
Старая, всем известная история. Интересно, проронила ли тогда Хаббард хоть слезинку? Тогда — и вообще когда-нибудь?
— Да, мой сын. Мы находились почти на самом конце струны. Пересадка прошла успешно — шесть с половиной тысяч людей и все припасы. И тут лабораторные анализы показали чрезмерную концентрацию органических антимонидов. Антимоний — или, попросту говоря, сурьма — это элемент, похожий на мышьяк. Такой же токсичный.
Несколько секунд тяжелой, душу выматывающей тишины.
— И вы не могли их вернуть. — Слова Элии звучали то ли вопросом, то ли утверждением.
— Не было времени.
Может быть, эта холодная, как нержавеющая сталь, женщина меня испытывает? Иначе — откуда эта клиническая бесстрастность?
— Было еще два окна, по несколько минут каждое. Мы послали колонистам результаты анализов, послали оборудование и материалы — все, что могло им хоть как-то помочь. Затем контакт прервался. Возобновить контакт не удалось. Так случается каждый раз — потеряв мир, мы не можем найти его снова. Вы, вероятно, знаете, что все наши поиски идут почти наугад, почти вслепую.
Или она меня пугает — или хочет оценить степень моей уверенности.
— И они неизбежно отравятся?
— Да. Разве что загрязнение окажется локальным и они сумеют перебраться в другой, свободный от сурьмы район. За недостатком времени мы обследовали всего лишь крохотную часть этого мира.
— Но у вас все-таки было время попрощаться. — Элии очень хотелось разбить непроницаемый металлический фасад. — Почему вы не спасли хотя бы своего сына? И его жену.
— Я пыталась. Конечно же, я пыталась! Они отказались покинуть товарищей.
И снова — абсолютная бесстрастность, разве что чуть окрашенная презрением к дуре, задающей дурацкие вопросы.
— Так, значит, сегодня, когда вы сообщили, что в ходе проводившихся Институтом исследований погибло восемьдесят шесть человек…
— Истинное число неизвестно — и никогда не будет известно. — По лицу Агнес Хаббард скользнула жутковатая улыбка. — После утраты контакта часть поселений неизбежно должна погибнуть. Строго говоря, это — массовые убийства, а я — одна из величайших в истории преступниц.
— Теперь вы понимаете, Ваше Высочество, насколько важно исследовать предлагаемые вашему вниманию миры со всей возможной тщательностью. И сделать это как можно скорее. — Ну почему, почему у этого Девлина такой отвратительный, сальный голос? — Нил можно отбросить. Мир третьего класса, способный заинтересовать разве что ученых. Ориноко выглядит многообещающе, очень, очень многообещающе. Лично я склонен думать, что По безнадежен — слишком мало времени. И даже откинув По, мы столкнемся с серьезной нехваткой оборудования и квалифицированного персонала.
— Тибр, — обреченно вздохнула Элия. — Это Тибр.
Джетро больно — и запоздало — пнул ее в лодыжку.
Хаббард переглянулась с Девлином, снова взглянула на Элию:
— Ты совершенно уверена?
— Абсолютно. Я видела список. Это название сверкает, шевелится. Старуха кивнула:
— Все сходится. — Сомнение, только что сквозившее в ее голосе, сменилось холодным удовлетворением. — Твой брат позвонил нам буквально через пару часов после установления контакта. Аск появился позже. Что ж, хорошо. Грант, лучшие силы нужно будет бросить на Тибр. Не забывая, конечно же, об остальных.
— Как знать? — Девлин ухмыльнулся во все тридцать два зуба. — А вдруг мы нарвались на два первоклассных мира сразу?
— Не исключено.
— В таком случае мне нужно отправляться в Кейнсвилл, и поскорее. — Элия с трудом подавила желание отодвинуть кресло и встать. — Чтобы ночью заняться Рейном, как вы хотели. Перелет меня сильно вымотал.
— Я надеялась с вами поужинать. А потом вы успеете на десятичасовой поезд.
Ловушка. И ведь все, стерва, понимает, буквально все — вон как губки-то свои тонкие изогнула, улыбается…
— Я думала, что поеду с Седриком, — сказала Элия.
— Подождите, подождите! — сердито ввязался Джетро. — Мы так и не успели договориться об условиях.