Только Сергей успел об этом подумать, как неподалеку кто-то отчетливо произнес:
– Ну и хрен с ним. Он оцепенел. Глюки?
– Нобелевку с этим все равно не заработаешь, – хохотнул другой голос. В отличие от первого, высокого и неприятного, это был красивый грудной баритон. Сергей выключил фонарик и повертел головой. Ага, а вот и свет. Еле-еле пробивается, но все-таки есть.
Он подобрался вплотную к металлической решетке в стенке трубы. Отверстия очень маленькие, но кое-что видно.
В это «кое-что» входили два мужика, сидевших в мягких кожаных креслах возле столика с булькающей электрокофеваркой. И кресла, и столик, и мужики словно бы из какого-нибудь фильма про американских врачей. Зеленоватые халаты, все блестит и сияет… Светильник какой-то хитрый над столиком, репродукция на белоснежной стене.
– Нобелевку, говоришь? – улыбнулся ближний к Сергею, носатый блондин, чем-то похожий на пуделя. – Колосов статью в «Вестник» написал, использовал всего три характеристики, сослался на нестабильные результаты, и ту зарубили.
– Пиши в наш, – посоветовал его собеседник, кавказского вида, полный и очень милый с виду.
– Иди ты… – вяло протянул Пудель. – Тебе я и так расскажу, а остальным – ты. Сорок два экземпляра тираж, это ж надо!
– И все ты ноешь. И все ты плачешься… – Полный поковырял пальцем в ухе. – Денег дают? Дают. Много? Много. Вовремя? Вовремя. О таком никто и не мечтает сегодня. А ты нобелевку захотел. Рассекретят, будет тебе нобелевка.
– Хрен мне будет. За шестьдесят лет не рассекретили, а сейчас, думаешь, разгонятся? Слишком тут много интересного, чтобы даже наши придурки сегодня взялись этим делиться. Будут сидеть, как собака на сене, пока кто-нибудь за рубеж не рванет и не продаст всю историю. А и продаст – пойди докажи еще. У штатников про «Ангар-18» чего только не говорят, может, у них там три таких валяется. А до денег твоих… Сижу тут под землей три четверти года, как крот, где их тратить? За бугор не поедешь, на Сейшелах пузо греть, пропить по-человечески, и то нельзя.
– Ты ж не пьешь.
– Я в теории, – досадливо отмахнулся Пудель. – Не будем о грустном, давай лучше кофейку.
Они занялись кофе, полный вынул из столика корзиночку с симпатичным румяным печеньем. У Сергея забурчало в животе, он осторожно отполз подальше от решетки и лег на спину.
Какой вывод можно сделать из подслушанного разговора?
Тут внизу сидят ученые – а это, несомненно, они, кто еще на Нобелевскую премию может виды иметь? Числом их сорок два, возможно, больше, но уж никак не меньше – исходя из тиража обсуждаемого «Вестника» для внутреннего пользования. Сидят они тут безвылазно и занимаются, видимо, все-таки тарелкой. Что и требовалось доказать.
«Раз уж я тут, – решил Сергей, – полезу дальше».
Еще три похожих решетки выходили в подобные помещения, но помещения были пусты. Потом попалось еще одно разветвление, труба расходилась в две стороны вилкой. «Тут и задень все не облазишь», – подумал Сергей. Но и возвращаться так рано не имело смысла, и он пополз полевой ветви. Только бы дорогу обратно не забыть…
Очередная решетка выходила в большое помещение типа кинозала, с рядами кресел и небольшой трибункой на подиуме. Актовый зал? Собрания, наверное, устраивают, хвалят передовиков и ругают отстающих…
Потом попались два туалета – очевидно, женский и мужской, в которых тоже никого не было. Затем труба закончилась то ли заглушкой, то ли просто тупиком. Сергей развернулся и пополз назад.
Правая ветвь оказалась куда более интересной: сразу же вывела Сергея к некоей лаборатории. Впрочем, происходящее там ничего нового ему не сказало – люди в халатах и хитроумных масках возились с пробирками, включали тумблеры на беленьких пультиках, моргали экранчики, что-то натужно пыхтело в углу. Никаких заспиртованных инопланетян не было видно. Решетка, кстати, была затянута с противоположной стороны то ли прозрачной пленкой, то ли оргстеклом… Для герметичности, должно быть.
Подежурив у нее минут пятнадцать, Сергей разочарованно пополз обратно. Вернулся в коллектор, поразмышлял, лезть вниз или дальше по горизонтальной трубе, плюнул и полез вниз в надежде обнаружить там очередной уровень.
Так оно и вышло. Более того, новый коллектор имел только одно горизонтальное ответвление и люк в полу, который был закрыт. Сергей подергал массивную рукоять, посветил на блестящий замок. Черта с два откроешь. Ну и пусть, здесь тоже много неисследованного…
В этом коридоре никаких вентиляционных (Сергей решил именовать их именно так) решеток не имелось, зато были маленькие лючки, которые закрывались снаружи, но механизм замка располагался внутри шахты, посему Сергей с ним быстро справился.
Он осторожно высунул голову в открывшееся отверстие и оцепенел.
Прямо перед ним, в окружении хрупкого вида лесов и надстроек, стояла огромная металлическая сигара. Точнее сказать, не совсем сигара, потому что форма угадывалась лишь по торчащим из-под отдельных листов обшивки ребрам – не привычному каркасу, а сложным многолепестковым конструкциям, напоминающим засушенные цветы из гербария. Помещалась вся эта музыка в колодце типа ракетного (каковым его представлял себе Сергей) и была подсвечена голубоватыми прожекторами. Ни одного человека, ни одного звука, только висящая в химически чистом воздухе тишина.
Сергей прикинул, пролезет ли он в лючок, и с облегчением понял, что не пролезет. Старой истории о том, что «голова пролезла, значит, остальное пройдет», он не доверял, да и вокруг объекта уж точно была система слежения. Да и высоко: лючок под самым потолком, а помещение высотой метров пятнадцать, убиться можно.
«Ой, – подумал Сергей, – что ж я башку так далеко выставил?»
Спрятавшись внутрь, он продолжил осмотр, стараясь не высовывать носа из отверстия.
Сигару – этот термин подходил лучше, нежели тарелка, – помимо лесов и лесенок окружал целый сонм приборов. Большие и маленькие ящики с россыпями кнопок, баллоны со шлангами (автоген?), странные лупастые фотоаппараты на треногах… Здесь царил беспорядок, понятный только ученому люду.
Сергей уперся спиной в стену. Стало быть, они тут ковыряются с… э-э… лет пятьдесят ковыряются. И нельзя сказать, что они в этом преуспели. Судя по разговору двух ученых, кое-что накопали, но толку маловато, вот в чем вся штука… И нобелевку вожделенную им никто не даст, потому как секретно.
Черт…
Что ж делать-то?
И зачем я сюда залез?
Сижу, как крыса в канализации, возвращаться бы надо, а ощущение незавершенности, недоделанности не проходит. С другой стороны, один раз проскочил – тьфу-тьфу! – без последствий, что помешает второй раз проскочить? Взять фотоаппарат, диктофон, например…
