Даже, казалось, чрезмерно хищных и плотоядных животных, инстинктивно обороняющих себя, свою территорию, потомство, натурэволюция или преднамеренный креационизм обрекли на консервативное миролюбие. Никакому биологическому виду, кроме человека разумного, не свойственны ни рассудочная агрессия, ни целенаправленная рассчитанная экспансия. Самые страшные хищники, сметающие, пожирающие все живое на своем пути, — многомиллионные колонии полуметровых шайтан-муравьев, обитателей экзобиологического заказника на Мирмекс Секунде, — не выходят за пределы предназначенной для них экологической ниши. Так, ежегодная пищевая миграция шайтан-муравьев всегда заканчивается поеданием избыточных рабочих особей и многократным сокращением популяции. При этом на акватическую, точнее, на жидкоаммиачную и воздушно-гелиевую фауну эти вселенские рекордсмены-пожиратели не посягают — природные экологические условия не позволяют.
Напротив, человеку разумному, достигшему суперлативного уровня, многое дозволено; он не ограничен безмозглой природой в окрестную и в совокупности окружающей космогонической средой, в ходе техногенного развития во многом утрачивая природные критерии биологического вида. По причине ли техногенной автоэволюции или согласно предначертаниям божественного провидения, человек разумный преднамеренно берет под контроль собственное видоизменение.
Вместе с тем каждый случайный, спонтанный выход какого-либо неразумного биологического вида из жестких экологических рамок являет собой эволюционную мутацию и начало его трансформации в нечто иное. Лишь сохраняющему себя в качестве одного из первозданных действенных вселенских начал человеку разумному (Бог его или эволюция знает как) позволительна экспансия и агрессия по всем азимутам. Из чего вытекает: охранительный тормозящий пацифизм, ретроградный примитивистский экогуманизм, суицидальное миротворчество — извращая основополагающие гарантии открытого противостояния человека a priori et a postеriori враждебному окружению, закрывают, заказывают ему дорогу вперед; таким образом, гуманисты приравнивают людей к общественным насекомым наподобие шайтан-муравьев, где от каждой твари природа требует по способности и каждой дает по потребности. Или как когда по глупой морде. Но не более того.
Тогда как человеку разумному — агрессору и экспансионисту в лучшем смысле данных терминов — всегда мало того, чего ему отмерено от начала времен. Отнюдь не ему предписаны качественные рестрикции и количественные лимиты, установленные для флоры и, прежде всего, относительно фауны. Внешним ограничителем для животного мира является окружающая среда, внутренним — природные инстинкты. И то и другое разум не может не воспринимать как угрозу собственному существованию. Разум человеческий самодостаточен, самодовлеющ и абсолютно свободен в собственном мироощущении, полагал Даг Хампер.
Хотя как кому повезет. И кому-то больше, кому-то меньше достается от хромосомных наборов неразумного скотского наследия, включающего безумную зависимость от внешних факторов и гипотетических стадных инстинктов общественного животного, невзирая на несогласие религиозно настроенных личностей с версией социального происхождения из обезьяньей стаи человека разумного. Но и верующие, и неверующие согласны с тем, что разумный индивидуализм паче безрассудного коллективизма.
Вероятно, для определения разумности, независимости от общества себе подобных и окружающей среды в процессе психофизической подготовки рейнджеров во всех академиях империи для злосчастных кадетов было предуготовано жестокое испытание в так официально называемой "сфере чистого разума", представляющее собой долговременное пребывание в камере абсолютной сенсорной изоляции. По-другому данный психологический тест злые языки из числа атеистов также называли проверкой на наличие бессмертной души. А еще проще кадеты и преподаватели именовали этот ужас камерой псих-одиночества.
На первом курсе, а также на последнем жесткосердные, можно сказать, бездушные кураторы и командиры учебных взводов испытывали каждого кадета на сенсорную индивидуальную устойчивость. В изоляционной камере полностью были исключены любые виды излучений и гравитация, принудительно отключался инфомодуль и биохимически временно заглушались все чувственные анализаторы, включительно проприорецепторы скелетной мускулатуры. Человек в изолирующей невесомости теоретически лишался всех без исключения внутренних и внешних органов чувств. Бедолага-кадет в камере псих-одиночества не мог слышать собственного дыхания, пощупать пульс, чтобы проверить, жив он или уже мертв, ему даже не удавалась понять, способен ли он еще рефлекторно моргать. Тем самым в сфере чистого разума испытуемый безусловно оставался наедине с самим собой, утратив контакт с собственным телом. Одно лишь бестелесное сознание помогало ему помнить, что он — человек, а не животное, направляемое внешними раздражителями.
Зверское испытание в изоляционной камере продолжалось до упора, то есть до появления начальных признаков нейромышечной атрофии, приступов синкопической утраты сознания или угрожающих душевному здоровью испытуемого сенсорных галлюцинаций в виде кошмаров и ужасов. В последнем случае кадет считался не выдержавшим психологической проверки, и в академии с ним расставались без малейших сожалений: псих-одиночка — не рейнджер, не пройдет…
В первый раз попав в камеру псих-одиночества, кадет Хампер опирался на подробные воспоминания о недолгой жизни и ретроспективой, к счастью, много чего прочитанного и увиденного. Благо, некие зачатки эйдетической памяти ему помогли не сойти с ума в течение пяти мучительных суток. На четвертом курсе к сенсорной изоляции Даг Хампер подошел чисто по-человечески. Уже в камере капрал-кадет Хампер задействовал незарегистрированные возможности с дружеской помощью кадета Бармица модернизированного инфомодуля-имплантанта и три с лишним дня предавался незамысловатым пансенсорным радостям, демонстрируя следящим медицинским мониторам здравомысленное бодрствование, глубокий медленный сон, а иногда быстрый ритм юношеских эротических сновидений со всеми здоровыми полюционными эффектами. Естественно, виртуальный пансенсорный секс по упрощенным алгоритмам инфоимплантанта многие недолюбливают из-за линейности сюжетов, но голому сознанию без тела, находящемуся в сфере чистого разума, выбирать не приходится.
Выбор суммы технологий надо делать до наступления экстремальных обстоятельств, и потому Даг Хампер к тому времени хорошо усвоил древнюю народную мудрость, еще в рекрут-кадетах услышанную от лучшего друга Лексы Бармица: то, что создано программно или аппаратно, преодолевается опять же аппаратным или программным путем. С техническим гением Леком Бармицем Даг Хампер не мог не согласиться, так как и до академии знал, почему неумение такими-сякими презренными индивидами использовать в достаточной мере суперлативные технологии они тоскливо объясняют тем, что нет, мол, у них возможностей изучать новую технику из-за недостатка сообразительности или же уныло заурядного нежелания овладевать эволюционными техническими навыками. При всем при том дураки скучно жалуются на дефицит времени, а умные по обыкновению — на нехватку мозгов. Хотя у них в порядке номеров и вещей, приходится с грустью заметить, вульгарным образом отсутствует желание жить в мире и согласии с научно-технологическим прогрессом.
