К тому же, сил нет, как хотелось бы ещё раз пройтись по той саванне, чей травостой колышется подобно морю, с такими яркими звёздами на высоком ночном небе, незнакомыми ароматами цветов, и загадочными криками неизвестных животных, повылезавших из своих нор в поисках пропитания.
Его повело в сторону, нога задела кусок кирпича. Чуть не упал.
Пришлось попрыгать, чтобы взбодриться. Глаза предательски закрывались. Учитывая, как давно он спал в последний раз, то ничего удивительного.
По-моему, где-то со стороны раздался смех Чекана (почему так далеко?), но это он, скорее всего, рассказал скабрёзный анекдот, а не потому, что я прыгаю. Мало ли почему я прыгаю. Устал, вот и прыгаю.
Да, оказывается, апокалипсис может быть и таким, а не вот этим всем, что связано с биологическим оружием, болезнями, эпидемиями прочим. Однако, кто его знает, что здесь стряслось, и даже предположение Кота может оказаться ошибочным, ведь так? Да и радиационный фон здесь, как ни крути, повышен.
Поэтому давайте-ка лучше лишний раз не рисковать — вдруг всё-таки получиться вернуться из этого мира мёртвых, полковник опять же накрыть поляну обещал — и наденем противогаз, который хоть как-то защищает дыхательные пути и слизистые оболочки лица.
В нише высотного здания по правую руку, отдалённо напоминающего московские высотки, была установлена пятнадцатиметровая статуя женщины. Здесь же решили устроить пятиминутный привал.
У постамента лежало всего несколько мумий с протянутыми к ней руками, словно бы в последней молитве. Очевидно, жители из числа тех, что на какие-то секунды смог сопротивляться смертельной опасности. Для остальных конец света стал настоящей неожиданностью, не исключено, что они даже не успели ничего не понять. Ну, может быть, в этом им повезло.
— А здесь походу всё-таки был целый культ, посвящённый Ей, — сделав ударение на последнем местоимении, Дмитрий указал на статую рукой. — Понять бы суть их верований! Было бы интересно погрузиться в их культуру.
Статуя представляла собой изваяние молодой женщины (если бы она в местных верованиях оказалась девственницей, Плетнёв бы ни разу не удивился — и почему в религии это так важно?!) в длинной приталенной тунике, с разрезом, сквозь который просматривалась левая нога от бедра и до ступни.
Вообще, в данном случае, было сразу заметно, что искусство со времени создания подземного склепа ушло далеко вперёд. Создателям скульптуры удалось изобразить в металле, похожем на бронзу, тело, которое облегает тонкая ткань, из-за чего грудь выглядела даже более детальной, чем следовало бы. При этом металл почти не пострадал от действия времени, если не считать налёта пыли.
Она просто смотрела на людей свысока. Не то снисходительно, не то с любопытством. Примерно, как то лицо над входом вы подземелье. Мастера скульптор знал своё дело, отрицать было сложно.
— Какая-то стилизация, — продолжал Кот. — Слишком…
— Эротично? — помог появившийся рядом Данила и порядочно так зевнул, вызвав цепную реакцию у товарища.
— Типа того, — согласился Дмитрий и размял рукой шею. — Но красиво, тут не поспоришь.
В этом плане древнегреческие изваяния, которые сразу демонстрировали всю красоту обнажённого тела, в каком-то смысле были гораздо честнее. Здесь же, туника так облегала фигуру, что лишь вызывала взрыв фантазии в здоровом мужском мозгу.
— Да уж, — продолжал комментировать Дима. — Умели же делать! Как думаешь, это вариации на тему, что мы видели в церкви и гробнице?
— Кто бы знал, — Данила тоже приобщался к прекрасному. — Не каждая статуя женщины изображает Деву Марию. Может здесь так же? Было много богов, и в какой-то момент они решили запечатлеть в бронзе одну из их числа?
— А ты погляди, что она держит в руках, Даня, — не унимался Дима. — Что это, по-твоему?
— Большой лимон? — неуверенно ответил Данила.
— А по-моему, это больше похоже на человеческое сердце.
— Ну и? Может, это центр кардиохирургии.
Последний аргумент, если и заставил Дмитрия задуматься, то не сильно.
— Ты знал, что библейский Бог убил людей больше, чем Дьявол? — внезапно спросил Кот.
— Наверное, у Бога были на то причины, как думаешь? — Данила продолжал рассматривать статую. Чуть в стороне полковник карандашом делал наброски в блокноте.
Талию женщины обвивал тонкий пояс с вставками, в волосах — диадема, похожая на ту, что видел в гробнице Алексей. А на шее непременное ожерелье, только здесь создатели не стали заморачиваться над вставками красных самоцветов, как, собственно, и над глазами — вся статуя была выполнена в едином лаконичном стиле из одного материала.
— Эта выглядит совсем не так, как та что в гробнице.
— Ну, правильно, современная интерпретация. Ну, в смысле, для местных современная, — поправился Дима. — Или вообще несвязанные образы.
— Кстати, слышал анекдот? — решил сменить тему Данила.
— Какой?
— Приходит Богатырь в одно селение, а там все грустные-грустные. Спрашивает у местных: что случилось, чем помочь? Ну, местные сообщают, что, мол, прилетает каждую неделю Змей Горыныч и съедает одну девственницу. Подумал Богатырь и говорит: "Решу я вашу проблему!"
— И что? Решил?
— Через месяц Дракон умер от голода.
Кот сипло засмеялся над явно бородатым анекдотом, который, небось, слышал уже не первый раз, но разум требовал психологической разгрузки.
Нет, не панночка. Панночка — обычная ведьма, которая не могла пробить священный круг, а тут, ты погляди какая красота!
Пятнадцатиметровая молодая женщина из металла загадочно улыбалась, глядя на чужаков, осмелившихся потревожить её спокойствие. Её Город. Её Мир.
Вот только что сулит такая божественная улыбка? И не станет ли она проклятием вместо того, чтобы быть благословением? Ведь, будем честны, бывает так, что иногда лучше бы Бог тебя не замечал, чем решил бы, что ты ему чём-то интересен.
Глава 21. Горькие ягоды
Изваяние снисходительно взирало на нас сверху, сомкнув губы в неуловимой улыбке. Причём именно что смотрело на нас, точнее, на тех, кто внизу, на прохожих, когда-то спешивших по улице по своим иномирным делам, а не куда-то в пустоту перед собой, как многие статуи на Земле.
"Что смотришь? — спросил я мысленно статую. — Или девушка желает познакомиться?"
«Вашей маме зять не нужен? Ах да, её же сожгли злые горожане! — подкат так себе, признаю, но усталость требовала выхода, хотя бы такого. — Хотя, знаешь, ты не в моём вкусе, видал и получше.»
Стоит признать, тут я немного лукавил. Было в ней что-то притягательное, завораживающее, заставляющее смотреть на неё без остановки. У тех ребят, что её делали, явно был хороший вкус. Какой-нибудь местный скульптор с известным именем, и уж точно не аналог Церетели, или этого, как его, который тоже Петра Первого изваял для Петропавловки. Никогда не понимал авангардистов, а за фразу "я художник, я так вижу" хотелось надавать по башке.
Тебе же, художник, деньги дали, чтобы ты слепил статую великого человека — императора! а ты, то чучело пучеглазое делаешь с милип@здр@ческой головой, то страшного гигантского монстра на игрушечном паруснике, да которого ещё по знакомству установишь в Москве, к которой Пётр Алексеевич испытывал более чем прохладные чувства.
Здесь — другое дело. Здесь видно, что богиню, или кем там её считали сгинувшие жители (может, она была покровительницей, как это, страждущих?), делали со знанием дела без всех этих ваших художественных закидонов.
Она была не просто красива. Она была великолепна. Скульптор воспроизвёл в бронзе красоту, которая без обиняков притягивала взгляд, заставляла на себя смотреть, получая настоящее эстетическое удовольствие.
Да, кажется, я словил тот момент, когда ты увидишь что-то очень-очень красивое и пытаешься задержать этот момент в своей памяти, закрепить его в ней, но он, этот момент, всё время ускользает, растворяясь, словно утренний туман над полем, словно мираж над пустыней.
