– Мы все же попытаемся, – как уже о принятом решении, объявил Чужинов. – И, считаю, с твоим Демьяном договориться сумеем. Иди, Антон Валерьевич, отдыхай, а нам еще подумать нужно. И вот еще что: о нашем разговоре молчок – не хватало, чтобы там узнали.
– Да не маленький я, понимаю. Пурга на днях начнется и, судя по всему, завьюжит надолго, – уже перед уходом сообщил дед.
– Пурга нам только на руку будет, – пробормотал Чужинов, уже занятый мысленной проработкой плана.
– Значит, так, – начал Глеб, когда дверь за стариком захлопнулась, а за окнами утих скрип снега под его ногами. – В гости пойдем мы с Рустамом: двоих будет достаточно. Остальные в случае необходимости прикроют наш отход. Туда день ходьбы, еще день уйдет на наблюдение, ночью и приступим. Неплохо бы «языка» заиметь, но тут уж как получится. Если дед прав и действительно завьюжит, нам так или иначе придется непогоду пережидать. А заодно и хорошим людям постараемся помочь.
Непонятно по каким приметам старик Пахнутьев определил надвигающуюся пургу, но через день она действительно началась. К полудню поднялся ветер, вначале слабый, затем он усилился, небо заволокло низкими хмурыми тучами, пошел снег, и вскоре началось. Резкий, порывами, ветер бросал гроздьями снег в лицо, и буквально в нескольких шагах ничего не было видно.
У Глеба душа радовалась: погода самая что ни на есть отличная для диверсантов и тех, кто очень не желает, чтобы его обнаружили. Повезло и с «языком»: им посчастливилось наткнуться на горе-охотника, решившего поутру обойти ловушки – петли на зайцев.
Сообразив, в чьи руки он умудрился угодить, пленник говорил много и охотно, а самого Демьяна описал так подробно, как будто всю жизнь только тем и занимался, что составлял словесные портреты для ориентировки. И жизнь себе за старание сохранил.
В декабре темнеет рано, но Глеб с Рустамом ждали глубокой ночи, когда бдящих охранников серьезно потянет на сон. А когда постоянно клюешь носом, какая уж тут бдительность? Особенно если нападения не ждешь: неоткуда ему тут взяться.
Чужинов в очередной раз взглянул на светящийся зеленоватым циферблат: ровно три часа – пора. Пока доберутся до самых стен поселка, минует еще полчаса, и будет самое оно.
– Что, Чужак, потопаем? – И Рустам, до этого дремавший, сладко потянулся.
– Удачи! – напутствовал их Крапивин.
– И лоха побогаче, – в рифму ответил ему Джиоев. – Кому что принести? Заказывайте, пока я добрый.
– Главное, сам вернись, добытчик, – ответил ему Семен.
Идти пришлось против ветра, так и норовившего хлестнуть снегом по глазам. Ориентировались по компасу, иначе немудрено было и промахнуться.
Наконец впереди смутно замаячила стена, давшая хоть какую-то защиту от ветра и секущего снега. Она действительно впечатляла своей высотой, по крайней мере, на этом участке. Приблизившись вплотную, Глеб повернул вправо, держась рядом. Не потому, что где-то она должна стать ниже, нет: еще утром, когда видимость позволяла, загнали они с Рустамом пленника на высокое дерево, а затем по очереди поднялись к нему сами. С вершины сосны тот и объяснил им, где что находится внутри огражденного периметра. А значит, сейчас им необходимо пройти до угла, завернуть за него, миновать длинное строение, задняя стена которого являлась частью стены, и только затем перебраться внутрь.
Наконец Глеб остановился. Рустам, державший наготове обмотанную тканью складную кошку, отошел на несколько шагов, примерился и бросил, скорее по наитию, чем действительно что-то смог разглядеть наверху. Стук от кошки они услышали оба, но сейчас, когда вокруг полно всяких других звуков: и шуршания, и треска, и скрипа, и завываний метели, он не должен насторожить гипотетическую охрану, если бы вдруг та оказалась неподалеку. Чужинов рванул на себя веревку, убедился, что кошка держится крепко, и ловко полез наверх. Вслед за ним наверху оказался и Джиоев.
Они скользили между строений, жилых и хозяйственных, пробираясь в самый центр поселения. Именно там находится дом, в котором должен спать и видеть третий сон человек, который им нужен.
Селение не выглядело полностью вымершим: несмотря на глубокую ночь, спали не все, хотя к караульным отношения не имели. Когда Глеб с Рустамом крались мимо одноэтажного бревенчатого домишки, входная дверь со стуком распахнулась и в проеме возник силуэт. Судя по голосу – мужчина. Тот довольно громко матерился, и из его слов можно было понять, что черт разбудил бабу, вредней которой и свет не видывал, и она послала его за дровами, потому что ей, видите ли, вдруг стало холодно, а до утра дотерпеть нельзя.
Вот этого Глеб понять никогда не мог: казалось бы, обычный мужик, которым, к слову, жена вертит так, как только пожелает, но что с ним происходит, когда он вместе с другими такими же обыкновенными мужиками приходит в селение, подобное тому, откуда недавно прибыл Чужинов? Почему все они вдруг меняются и начинают считать, что вправе казнить и миловать, забирать все, что заблагорассудится, или даже пристрелить из-за одного не понравившегося им взгляда или слова? Загадка.
Миновав еще два дома, они едва не столкнулись с какой-то женщиной, но успели прижаться к стене. Той, вероятно, было не до того, чтобы смотреть по сторонам. Да и не получилось бы, поскольку она держала капюшон так, что оставалась только узкая щелка для глаз. Причем явно для того, чтобы скрыть лицо от любопытных, с которыми ей не посчастливится встретиться. Рустам даже хмыкнул, когда она удалилась достаточно далеко, и пробормотал нечто вроде того, что о ее ночных похождениях муж все равно узнает.
Протопал по главной улице патруль из трех человек. Но и они не особенно старались.
– Этот дом, других таких здесь больше нет, – прошептал Чужинов, когда они приблизились к кирпичной двухэтажке с зарешеченными окнами первого этажа. – Не повезет, если дверь окажется закрытой, придется немного пошуметь. Стоп! – На всякий случай Чужинов придержал Рустама, хотя тот и не думал шевелиться. – Слышишь?
Из-за противоположной стороны дома доносились два мужских голоса, и они приближались. Вскоре их обладатели приблизились настолько, что стало возможным разобрать разговор. Один явно в чем-то оправдывался, другой был зол.
– Повторяю, Чилим, еще раз спящим на посту застану – в деревянный бушлат одену. Свалил от меня.
– Демьян! Да случайно получилось, гадом буду! – Невидимый Чилим был на грани истерики.
– Я же тебе сказал: свободен. – После чего послышался стук сбиваемого с обуви снега.
