Где-то там, под прикрытием рощ и масксетей, шевелилась клонская военная машина. Перебегали пехотные взводы. Перезаряжались гаубицы. Шипели экстренно охлаждаемые лазерпушки. Стонали и бредили умирающие. И самое главное, вращали любопытными поисковыми головками опаснейшие клонские ПТРК «Аташ-Паланг».
Именно этот противотанковый ракетный комплекс, атакующий цель за раз тремя-пятью ракетами, в их полку по праву считали самым грозным противником «тэ четырнадцатых».
Но выдвинувшаяся на телескопической штанге система предупреждения «Конкур» не обнаружила присутствия этих зловещих тварей. Поэтому Растов, изготовившийся немедленно запустить по клонским противотанкистам пару ракет «Шелест», позволил себе немного расслабиться.
— Эй, народ, — сказал Растов, отвалившись от смертельно утомившего визира, — жду докладов.
Первым отозвался наводчик Кобылин.
— Орудие в норме, целей не наблюдаю.
— Теперь ты, Помор, — поощрил Растов мехвода.
— Температура на двигателе в норме. Ходовая вроде тоже. Но не запускаются оба песчаных фильтра.
— Что еще за фильтры?
— Дык те, что нам дали. Новые такие. Мы еще обсуждали, мол, с такими фильтрами нас только на Паркиду…
— Понял.
— Так вот, они не запускаются.
— Забудь, не вспоминай. Как-нибудь без них.
Наступил черед мичмана Игневича.
— Пулеметы — норма. Ракеты «Шелест» — норма. Диспенсер — тоже. Целей не наблюдаю. Товарищ командир, разрешите плазменные резаки включить?
Разумеется, мичман говорил о самом интересном агрегате из наличного арсенала. Танк Т-14, единственный из всех серийных танков Великорасы, был оснащен системой активного преодоления заграждений (САПЗ). При помощи пяти плазменных резаков танк мог расчищать себе путь: испепелять железные «ежи», бетонные надолбы, валить толстые деревья, расплавлять торосы и наледи.
Да что там, главный конструктор танка профессор Кисин клялся, что Т-14 пройдет даже сквозь кремлевскую стену! Проверять, правда, не стали…
— Зачем тебе резаки? — спросил Растов. — Препятствий-то нет.
— Нет препятствий — это субъективно. Давайте хоть нашу десантную платформу разрежем.
— Отставить детский сад!
Игневич обиженно засопел. Но Растову было плевать. В течение ближайших двух минут ему надо было опросить по рации командирскую машину К-20, затем «Протазан», а за ними — трех взводных. А тут «давайте платформу разрежем».
Когда Растов дошел до общения с комвзвода-2 старлеем Тепловым, в радиообмен вклинился батяня-комбат, майор Зуев.
— Здесь «Бабай», повторяю, «Бабай»… Вызываю «Динго»!
— «Динго» слушает, — отозвался Растов.
Получив подтвержденный позывной, импульсивный Зуев сразу же отбросил правила радиообмена и взял быка за рога.
— Ну как, Константин Александрович? Поцеловался с землей?
— Да взасос практически, — криво ухмыльнулся Растов.
— Как твои чудо-машины? Все на ходу?
— Слава богу, да.
— Тогда слушай боевую задачу…
При слове «слушай» Растов вдруг поймал себя на мысли, что в акустической картине боя что-то радикально переменилось. Перемены эти произошли минуты полторы назад. Но только сейчас они были осознаны его перетруженным командирским мозгом.
Размеренное уханье гаубичных разрывов над плацдармом «Брянск» стихло.
На первый взгляд, это было хорошо. Но если вдуматься…
Тем временем Зуев давал оперативную вводную:
— …Контратакован силой до полутора бронетанковых полков. В то же время на «Брянск» нажимают с востока какие-то черти вроде аэромобильных батальонов. Колесные танки все эти, БРАМДы… Всякая дрянь.
Растов слушал, не перебивая. Он знал, как нравится комбату рисовать словами оперативно-батальные полотна.
— А главное, майор, — продолжал Зуев, — у них здесь не менее четырех дивизионов «сто семидесятых». Сейчас они два дивизиона сдернули с позиций, убрали из-под удара нашими орбитальными ломами… Но когда гаубицы переразвернутся на новых огневых позициях, пехлеваны «Брянск» дожмут! А тут еще, как назло, по орбите ползет клонское оперативное соединение, с ним сейчас зарубятся наши фрегаты, и сверху поддержки десанту не будет…
Растов недовольно поморщился. Из всего того, что говорил Зуев, вытекало, что им сейчас надо сперва выйти аж на восточный фас плацдарма «Брянск», чтобы там армировать своими танками оборону десантников. Ну до чего же унылое применение для роты сверхтяжелых танков прорыва!
Но тут Зуев его огорошил:
— …Откуда вывод, Константин Александрович. Принимай новые координаты клонских дивизионов, собирай свою роту в кучку и шуруй давить «сто семидесятые»!
Растов скосил глаза на тактический экран и увидел, как в глубине бокажей замигали синие значки вражеской тяжелой артиллерии. До них было двадцать два километра. Для артиллерии корпусного уровня, конечно, близко. Но для танков…
Спорить с комбатом не хотелось, но заниматься сомнительной трахомудией не улыбалось и подавно.
— Товарищ майор, — Растов постарался подобрать правильный тон: одновременно и служебно-деловой, и доверительный, — так далеко ж эти ваши «сто семидесятые»! Я их, конечно, с пятнадцати километров могу обстрелять активно-реактивными, но поражаемость целей будет сами знаете какая… фейхуевая.
Майор на том конце совершенно неожиданно для Растова расхохотался.
— Константин Александрович, ты ж забыл! Не на Т-10 воюешь! У тебя на башне — шесть ракет «Шелест». А всего на роту — шестьдесят. Их и используй!
Растов смутился. В самом деле!
— Виноват, — буркнул он. — Есть использовать ракеты «Шелест»!
После чего обратился к своим.
— Игневич, «Шелесты» готовь. А ты, Кобылин, секи по карте, где там клонское паучье между камнями позатаилось.
— Да у меня тут все они уже на карандаше, — отвечал Кобылин. — Но там проблема, товарищ командир. Штаб нам слил двадцать девять целей. А в двух дивизионах по штату — всего шестнадцать орудий. Даже с подвозчиками боеприпасов — ну никак не могу насчитать двадцать шесть бронецелей…
— Ну и что?
— Предположение имею, что такие важные дуры клоны прикрывают зенитками… Из расчета где-то батарея на дивизион.
И, не дожидаясь нового растовского «Ну и что?», Кобылин торопливо резюмировал:
— Если пустим «Шелесты» прямо отсюда, подлетное время у них будет большим. Зенитки успеют отреагировать и посбивают ракеты к едреней фене!
Растов наконец сообразил, о чем речь.
— И каково же твое предложение? На сколько надо придвинуть рубеж пуска?
— Хотя бы километров на семь-восемь.
