— Спасибо, — искренне поблагодарил Дэвид.
— Не за что. Вернемся в гостиную?
— Ага. Где твоя тетя?
— Разбирается с теми «улучшениями» которые были добавлены в наши души и энергетические тела. Это надолго.
— Разбирается без нас?
— Пока мы были в беспамятстве, она сняла Слепки и получила всю остальную необходимую информацию. Сейчас мы ей не нужны. Возможно, понадобимся позже, но не факт… Идем?
Они вышли из комнаты. Пока шли по коридору, Дэвид испытал чувство узнавания… Замок уже не казался враждебным и чуждым. Он провел здесь месяц… и теперь эти воспоминания возвращались.
— Не слишком ли рано? — спросил он Эдвина. Шагавший впереди молодой барон оглянулся через плечо. Уточнять, что именно было сделано рано, не потребовалось — Эдвин уловил его мысль с полуслова.
— В самый раз, — ответил кен Гержет. — Слишком затягивать с перекодировкой было нельзя. К концу обучения мы должны были настолько измениться, что наши прежние личности к тому, что из нас бы сделали, уже вряд ли удалось бы приживить.
— А сейчас что? Ни то ни се. Нас раскусят, как только мы вернемся.
— Не раскусят. Меня же не раскусили. А мне тетушка вернула память еще месяц назад, во время предыдущего визита.
— Да? И зачем ты тогда на нее напал?
— Когда? — удивился Эдвин.
— Сегодня.
— Поправка. Атаку предприняла она. На меня — для перестраховки: вдруг мне в Обители опять мозги промыли? Знать она этого не могла.
— Не промыли? — усмехнулся Дэвид. Эдвин улыбнулся и не ответил. Открыл дверь
в гостиную:
— Выпить что–нибудь хочешь?
— Я бы лучше перекусил, честно говоря.
— Тогда нам дальше.
Добрались до малой столовой, и Дэвиду было предложено воспользоваться генератором продуктов. На самом деле, есть землянину не хотелось, но у него было чувство, что если проглотить хоть что–нибудь, неприятное внутреннее ощущение раздвоенности, может быть, пройдет окончательно. Психика человека слишком тесно увязана с его физиологией: душевные терзания легко переходят в телесные недомогания, но этим можно воспользоваться и обратную сторону: простое удовольствие от еды или секса способно заглушить почти любое страдание духа, каким бы тотальным и всеохватывающим само по себе оно не казалось бы.
Дэвид заказал тостеры и стакан томатного сока. Он чавкал так аппетитно, что Эдвин не выдержал и извлек из «холодильника» вазочку с печеньем и кувшин идиры — слабоалкогольного нимрианского напитка, представлявшего собой нечто среднее между вином и фруктовым соком.
— Я не могу понять одного… — проговорил Дэвид через некоторое время. — Конечно, можно считать, что в Обители нам просто промыли мозги. Но ведь дело не только в словах. Они открыли нам иную реальность, и она была чертовски убедительной. Это что, тоже все неправда? То, что действия человека имеют этическое измерение и это не фантазия, ты знаешь сам. Ты видел это, ощущал так же, как и я.
— И ты теперь не знаешь, что делать с увиденным? — Эдвин улыбнулся.
Дэвид кивнул.
— Да. Глупо отрицать реальность. Они показали нам нечто новое. Я вижу арайделинг Света и сейчас, хотя в этом замке он и затуманен. У меня галлюцинация?
— Нет, конечно, — Эдвин покачал головой. Вопрос Дэвида в значительной мере был риторическим, как и ответ на него.
— Тогда что?
— Они не лгали, открывая нам внутреннее пространство Стихии. Они забыли упомянуть лишь о том, что арайделинг состоит из различных зон — астральных миров и лекемплетов…
— Нет, про это они тоже говорили.
— Не перебивай, я не закончил. Они показали нам одну из этих зон и включили нас в нее так, чтобы мы всегда видели только ее. Да, она существует, бесспорно. Но это не весь арайделинг. Есть и другие области Света, устроенные иначе. Они называют их «испорченными», «загрязненными», но те, кто состроены с этими областями, могут сказать то же самое про лекемплет Обители. Это всего лишь система, существующая внутри Света, но не весь Свет. И уж тем более это не «настоящий» Свет. Что правильно, а что нет, ты оцениваешь лишь через свою систему. У тети она другая, у кого–то третья…
— Откуда ты это знаешь?
— От Вилиссы. Она ведь не вчера получила свое Имя и повидала многое. Ну… представь, что кто–то привел тебя в новый мир и ты увидел пустыню от горизонта до горизонта. Твой проводник говорит, что это мир безжизнен и мертв, и у тебя нет причин ему не верить, тем более что твои глаза подтверждают то, что он говорит. Но на самом деле ты просто стоишь посреди большой пустыни, вот и все. А в мире есть и моря, и леса, и горы, и города. Теперь понимаешь?.. Отличие моего примера от случившегося с нами — в том, что ученики Обители носят свою «пустыню» с собой. Куда бы мы не пошли, мы будем видеть только ее и так будет до тех пор, пока мы не разорвем связь с лекемплетом Обители или пока он не будет разрушен.
Дэвид долго молчал, обдумывая услышанное. Та половинка его души, которая сформировалась в последние полтора года, настойчиво бубнила: Эдвин лжец и предатель, он одержим нечистыми силами… жалкая марионетка Обладающих, что он может знать о благом источнике бытия?.. Дэвид не спорил, он позволял этому голосу звучать, как и второму, принадлежавшему старому «эго» землянина, восстановленному Вилиссой. Второй голос требовал заткнуть фанатика, и не просто заткнуть, а полностью удалить всю эту новую личность с ее извращенными представлениями о мироздании и вернуться к тем ценностным ориентирам, которые Дэвид имел до прихода в Обитель. Единственно правильным ориентирам, само собой. Каждая из половинок требовала, чтобы именно ее воззрения были признаны самыми правильными, окончательными и не подлежащими сомнению. В первом случае доминировало желание выполнять волю таинственного благого надмирного источника, явленного в своих святых (мастерах Обители); во втором — желание вернуть Идэль, быть вместе с ней, отдать ей всего себя, без остатка… Вилисса оказалась права: две «высшие ценности», каждая из которых стремилась стать единственной, в какой–то мере подавляли, сводили на нет притягательную силу друг друга. Дэвид ощущал внутреннее мучение, душа рвалась — и все же, сейчас он смог впервые трезво взглянуть на свои отношения с Идэль. Ему не понравилось то, что он увидел. Любовь — это замечательно, но становиться «бесплатным приложением» к другому человеку? Он утратил внутреннюю независимость, вступил на путь, в конце которого его ждало полное растворение в другом. И что в итоге? Как долго протянули бы их чувства, если бы все и дальше катилось по этой дорожке? Сохранила бы Идэль любовь к человеку, из которого могла бы вить веревки?.. Нет. Рано или поздно он бы ей наскучил. Отдать другому все, утратить способность жить без него или без нее — романтично и трогательно, но в долгосрочной перспективе — ужасно. Любовь — отношение между двумя субъектами; если один из субъектов полностью растворяется в другом, перестает существовать как самостоятельная единица, то следом за ним умирает и любовь; остается привязанность, нужда, привычка…
