Он посадил флайер на вершину, вынес Санзу, одетую в самые красивые одежды, и опустил. Широкий шарф скрывал сломанную шею, густая темная вуаль закрывала холодное лицо.
И тут начался град. На него, на мертвую Санзу камнями падали с неба куски голубого льда.
— Будьте вы прокляты! — закричал Джарри и бросился к флайеру.
Он взмыл в воздух, описал круг над горой.
Одежда Санзы билась на ветру. Град завесой из синих бусинок отгородил их от остального мира, оставив лишь прощальную ласку: огонь, текущий от льдинки к льдинке.
Джарри нажал на гашетку, и в боку безымянной горы открылась дверь в солнце. Дверь становилась все шире, и вот уже гора исчезла в ней целиком.
Тогда он взвился в тучи, атакуя бурю, пока не иссякла энергия, питающая орудия…
Он облетел расплавленную гору на северо-востоке Бесплодных Песков — первый погребальный костер, который видела эта планета.
Потом он вернулся — чтобы забыться в тиши долгой ночи льда и камня, унаследовать новый Алайонэл. В такие ночи сновидений не бывает.
Пятнадцать столетий. Почти половина Срока. Картина не более чем в двести слов. Представьте…
Текут девятнадцать рек, но черные моря покрываются фиолетовой рябью.
Исчезли редкие йодистые леса. Вместо них вверх поднялись могучие деревья с толстой корой, известковые, оранжевые и черные…
Великие горные хребты на месте холмов — бурых, желтых, белых, бледно-лиловых. Замысловатые клубы дыма над курящимися вершинами…
Цветы, корни которых зарываются в почву на двадцать метров, а коричневые бутоны не распускаются среди синей стужи и камней.
Слепые норолазы, забирающиеся глубже; поедающие падаль сумрачники, отрастившие грозные резцы и мощные коренные зубы; гигантские гусеницы хоть и уменьшились в размерах, но выглядят настоящими великанами, потому что стали еще более мохнатыми…
Очертания долин — как тело женщины — изгибающиеся и плавные, или, возможно, — как музыка…
Меньше обветренных скал, но свирепый мороз…
Звуки по утрам по-прежнему резкие, металлические…
Из дневника станции Джарри почерпнул все, что ему требовалось знать. Но он прочитал и старые сообщения.
Затем плеснул в стакан пьянящий напиток и выглянул из окна третьего этажа.
— …Умрут, — произнес он и допил, и собрался, и покинул свой пост.
Через три дня он нашел лагерь.
Он посадил флайер в стороне и пошел пешком. Джарри залетел далеко на юг Бесплодных Песков, и теплый воздух спирал дыхание.
Теперь они носили звериные шкуры — обрезанные и сшитые, — обвязав их вокруг тел. Джарри насчитал шестнадцать построек и три костра. Он вздрогнул при виде огня, но не свернул с пути.
Кто-то вскрикнул, заметив его, и наступила тишина.
Он вошел в лагерь.
Повсюду неподвижно стояли двуногие. Из большой постройки на краю поляны раздавались звуки какой-то возни.
Джарри обошел лагерь.
На деревянном треножнике сушилось мясо. У каждого жилища стояло несколько длинных копий. Джарри осмотрел одно. Узкий наконечник был вытесан из камня.
На деревянной доске были вырезаны очертания кошки…
Он услышал шаги и обернулся.
К нему медленно приближался красноформый, казавшийся старше других. Его худые плечи поникли, приоткрытый рот зиял дырой, редкие волосы засалились. Существо что-то несло, но Джарри не видел, что именно, потому что не сводил глаз с рук старика.
На каждой руке был противостоящий большой палец.
Джарри повернулся и уставился на руки других красноформых. У всех были большие пальцы. Он внимательнее присмотрелся к внешности этих существ.
Теперь у них появились лбы.
Он перевел взгляд на старика.
Тот опустил свою ношу на землю и отошел.
Джарри взглянул вниз.
На широком листе лежали кусок сухого мяса и дольки какого-то фрукта.
Джарри взял мясо, закрыл глаза, откусил кусочек, пожевал и проглотил. Остальное завернул в лист и положил в боковой карман сумки.
Он протянул руку, и красноформый попятился.
Джарри достал одеяло, которое принес с собой, и расстелил его на земле. Затем сел и указал старику на место рядом.
Старик поколебался, но все же подошел и сел.
— Будем учиться говорить друг с другом, — медленно произнес Джарри. Он приложил руку к груди: — Джарри.
Джарри стоял перед разбуженными руководителями Декабрьского Клуба.
— Они разумны, — сказал он. — Вот мой доклад.
— Каков же вывод? — спросил Ян Турл.
— По-моему, они не смогут приспособиться. Они развивались очень быстро, но вряд ли способны на большее. На весь путь их не хватит.
— Ты кто — биолог, химик, эколог?
— Нет.
— Так на чем же ты основываешь свое мнение?
— Я жил с ними шесть недель.
— Значит, всего лишь догадка?..
— Ты знаешь, что в этой области нет специалистов. Такого никогда раньше не было.
— Допуская их разумность, допуская даже, что они действительно не смогут приспособиться, — что ты предлагаешь?
— Замедлить изменение планеты. Дать им шанс. А если их постигнет неудача, вообще отказаться от нашей цели. Здесь уже можно жить. Дальше можем адаптироваться мы.
— Замедлить? На сколько?
— Еще на семь-восемь тысяч лет…
— Исключено! Абсолютно исключено! Слишком долгий срок!
— Но почему?
— Потому что каждый из нас несет трехмесячную вахту раз в два с половиной столетия. Таким образом, на тысячу лет уходит год личного времени. Слишком большую жертву ты требуешь от нас.
— Но от этого зависит судьба целой расы!
— Кто знает…
— Разве одной возможности недостаточно?
— Джарри Дарк, ты хочешь ставить вопрос на административное голосование?
— Нет, тут мое поражение очевидно… Я настаиваю на всеобщем голосовании.
— Невозможно! Все спят.
— Так разбудите их!
— Повторяю, это невозможно.
— А вам не кажется, что судьба целой расы стоит усилия? Тем более что это мы заставляем этих существ развиваться, мы прокляли их разумом!
— Довольно! Они и без нас стояли на пороге. Они вполне могли стать разумными даже без нашего появления…
— Но мы не можем сказать наверняка! Мы не знаем! Да и не все ли равно, как именно это произошло, — вот они, и вот мы, и они принимают нас за божества — быть может, потому, что мы ничего им не даем, кроме страданий. Но должны же мы нести ответственность за судьбу разума — уж по крайней мере не убивать его!
— Возможно, длительное и тщательное расследование…
— К тому времени они погибнут! Пользуясь своим правом казначея, я требую всеобщего голосования.
