ваше капитское счастье! У меня внутри всё упало.
— То есть как — нет?
— Это проклятый замкнутый круг, Тим, — Избранница подняла глаза, глядя на Пробоину, — Ох, отшлёпай меня Незримая, как же я тебя ненавижу!
Там, из небесной дыры, на нас смотрела Чёрная Луна.
Я стиснул зубы и, схватив Эвелину за плечи, крепко встряхнул. Во мне безо всяких «угольков» и Одержимых проснулась ярость. То самое, древнее чувство, когда должен защитить во что бы то ни стало… Моя!
— Эвелина, — просипел я, едва сдерживая злость, — Я в этом мире болтаюсь, как луна в Пробоине! Вокруг одни загадки, тайны, заговоры… И для всех я очень важен, но мне никто ничего не говорит.
— Таков путь, Тим, — Эвелина пожала плечами.
— Так ты — Незримая?! — я чуть не прокричал это.
Она зажмурилась, улыбаясь.
— Я хочу ей быть… И не хочу!
— Да капита мне в друзья! Сколько можно?! — я уже не сдерживался, — Ты же не можешь не быть богиней, это и толчковому псу понятно!!!
— Ты узрел суть вещей. Я не могу ей не быть, — она тряхнула головой, и мне по щекам прилетели пряди чёрных волос, — Не могу. Но при этом я не хочу возвращаться!
— Куда возвращаться?
— Туда… туда, где я могу… не быть Незримой.
Я вытаращил глаза. Она издевается?! «Я НЕ МОГУ не быть. Но есть место, где я МОГУ не быть»…
Так, Тим, успокойся, в первую очередь она — женщина.
— Расскажи, что хотел от тебя Легион?! Почему я должен тащить задницу в пустыню, а не к тебе?! И почему… — тут мой голос сорвался, и я сказал то, чего больше всего боялся, — И почему ты ведёшь себя так, будто ты обречена?
— Ты ведь встречал Вячеслава Ключевца? — спросила Эвелина, нервно теребя камушек тхэлуса между ключицами.
Её груди при этом так маняще приминались руками, что я надолго задумался над заданным вопросом…
— Ах, извини, — Избранница прикрыла глаза.
— Да ничего страш… — хотел сказать я, но моргнул, и вот мы уже стоим одетые.
Она в длинной чёрной мантии, аккуратно приталенной, словно платье, плюхнулась на песок, и стала задумчиво рассматривать вечерний пустынный горизонт.
Рядом по дюнам бегал пылающий уголёк, играя с плавящимся и превращающимся в стекло песком, как обычная собака. Подхватывал хрустящие дымящиеся куски, подкидывал и, в прыжке клацая пастью, разгрызал на мелкие осколки. Только что не тявкал.
Я стоял уже в обычной солдатской форме Царской Армии, с магострелом в руках. Ладно хоть магострел был тот самый, гвардейский, с усиленной убойностью.
Хотя какой смысл от этой убойности, если мы находимся в воображаемом мире?
— Этот мир не совсем воображаемый, — поправила меня Эвелина, — Свой «кокон» ты тоже назовёшь воображаемым миром?
— Ну, не совсем, — усмехнулся я, — Это скорее норка, где прячется сознание.
— Вот и здесь… норка.
Да пробоину мне в имплант! Я сразу же закрутил головой, окидывая огромное пространство. Да какое огромное?! Это же целый мир.
И вот это всё — кокон богини? Место, где она прячет своё сознание от чужого воздействия?
А впрочем, где мы, смертные, а где боги? Вот такие вот они, «ментальные коконы» богов.
— Это… ну… впечатляет, — я кивнул со знанием дела, как специалист в беседе с коллегой, — Только тут у тебя, я бы сказал, проходной двор какой-то.
Все мои видения, с Василием, или с осколками лун, вылетающими из Пробоины, все они были здесь, в этом месте. Я откуда-то твёрдо это знал.
Ещё тут были толпы людей, и незнакомец в плаще с соседней дюны вечно спрашивал: «Здесь нужен привратник, не так ли?»
— А ты что, знаешь, какое сознание у богини? — удивлённо спросила Эвеилна, — Вдруг ты тоже часть её сознания, Тим?
Я всё никак не мог привыкнуть, что Эвелина говорила о себе, как о богине, в третьем лице.
— А, ну если так… Так что там с Вячеславом?
— Он хотел скопировать у тебя технику Пса.
— Я уже это понял. А причём здесь ты?
— А помнишь того Привратника из лагеря Царской Армии, который открыл для тебя Вертун, чтобы ты сбежал?
У меня побежали мурашки по коже. Кастрированного по самые верхние чакры Привратника я помнил.
«Посмотри, что они с нами делают…» — кажется, так он сказал.
— Да, это тёмное искусство лишения силы практикуется в Храме Первого Полнолуния. Про Чёрный Караул ты уже слышал?
— «Слышал» не то слово, — сказал я, вспоминая одноглазого Филиппо, спасшего меня в такой же пустыне.
Старик рассказывал, что был одним из Караульщиков, но ему совсем не понравились видения, которые присылала Чёрная Луна. И так же не понравилось то, что Верховный Совет все видения переводил по-своему.
Я вздохнул и присел рядом с Избранницей, привычно пристроив винтовку на колени и положив на неё ладони.
Накатило ощущение, как будто я снова в Африке, на своём первом серьёзном задании. Напарник ещё жив, мы полны юной энергии, и космические моря нам по колено. А что не по колено, сломаем через это же колено, за нашу-то Свободную Федерацию…
Кажется, что это было невероятно давно, да и вообще в прошлой жизни. И каким же прекрасным было это ощущение, когда готов выполнить цель, а в голове ясная и чёткая идея. И никаких тебе сомнений, размазанных по совести масляным говном, которое всё время пытались нам втюхать капиты.
Сейчас моя идея, которую я готов был защищать, сидела рядом. И мне было глубоко наплевать, чем так насолила Незримая этому Легиону, и что у неё там за отношения с Чёрной Луной.
Но мне было нужно, чтобы эта чернолунница с серыми, как псарэс, глазами, и чёрными, как тхэлус, волосами, при всей своей божественности и могущественности… чтобы Эвелина точно знала — Тим Зайцев сломает любого, кто покусится на неё. Ну, или на её горы.
— Тим, как это прекрасно, — по щеке Эвелины покатилась слеза, — За тысячи лет я слыхала многое, но когда о тебе вот так думают… Ох, отшлёпай меня, Незримая! А вслух можешь сказать? Но только без вот этих вот гор, — чернолунница улыбнулась.
Я смутился. Как-то непривычно, что твои мысли — открытая книга.
— Словами? Я…
