все. До свидания. Выздоравливайте!* * *
То, что император правильно отреагировал на краткий пересказ Петровичем фактов, которые он смог вспомнить из биографии Семена Михайловича Буденного в нашем мире, его определенно радовало. Как и то, что храбрый из храбрых начинает идти на поправку. Жаль только, что познакомиться пока не получилось: раненый спал.
Договариваясь с бароном Фредериксом о том, чтобы по прибытии в столицу тот сразу телеграфировал Рудневу адрес госпиталя, где будут лечить их спасителя, Петрович неожиданно очутился в поле зрения самодержца, выглянувшего из своего салона на их голоса.
– Всеволод Федорович, скоро Иркутск. Вы уже собрались, полагаю?
– Так точно, ваше величество. И мои офицеры тоже.
– Прекрасно. Значит, будет кому за вами присмотреть, когда вновь Тирпицу в когти попадете… – Николай улыбнулся слегка сконфуженному адмиралу и, поманив пальчиком, пригласил: – Ну-ка, загляните на минуточку. Мне ночью кое-какие мысли пришли, хочу с вами на этот счет перетолковать. А заодно и чайку попьете, как раз только что подали.
Уютно расположившись в кресле подле углового столика и усадив Руднева напротив себя, – Николай немного помолчал, прислушиваясь к низкому гулу смешанного со снегом проливного дождя, падающего стеной на крышу вагона и туманящего оконные стекла своими потоками. После чего, задумчиво покрутив кончик уса, негромко заговорил:
– Родилась тут одна интересная идея, Всеволод Федорович. Она не моя. И более того, первоначально я ее не одобрил, поскольку, с моей точки зрения, такое представляется не вполне благородным. Но, положа руку на сердце, признаюсь: очень искусительная идея. Предложил это дельце Миша Банщиков.
Глядя на итоги его операций с ценными бумагами, а по утверждению Коковцова они сократили нам войну на несколько месяцев, сомневаться в перспективности задуманного им не приходится. Вдобавок некоторые недавние политические моменты и сведения об очередных происках наших противников в мире заставляли меня не раз возвращаться к обдумыванию вариантов предложенного Мишей плана.
Пока про него, кроме самого Банщикова, знаем только мы с министром финансов. Еше я намерен поставить в известность Василия Александровича, поскольку кроме веса его профессионального суждения все это может строиться с учетом некой информации, которую он мне ранее передал. Также хочу ввести в курс дела и вас. Мне представляется очень важным ваше мнение. Даже не с точки зрения принципиальной осуществимости самого мероприятия, а скорее в плане его моральной допустимости.
– Вы говорите загадками, ваше величество.
– Просто тема достаточно щекотливая. Сейчас все поймете, Всеволод Федорович… Полагаю, что вы должны знать о том, что в свое время англичане создали несколько колониальных торговых компаний. Да и не одни только англичане.
– Типа Ост-Индской монополии?
– Да. Именно. Только не о ней конкретно будет речь, а о так называемой Компании Южных морей. Вы можете мне напомнить, чем знаменита история этого предприятия?
– Э… Что-то там у лаймиз по-крупному прогорело, нет?
– Ясно. Судя по всему, подробностей вы не знаете. А ведь именно благодаря этой компании Англия избавилась от своего громадного государственного долга…
– А! Вот в чем дело. Теперь я, кажется, припоминаю. Это не о крупнейшей ли афере всех времен и народов речь?
– Ну, может, и не о крупнейшей, но об одной из знаменитых – это уж точно… Так вот. Ваш молодой спутник, поразмыслив о сложившихся после победы России в войне обстоятельствах, предложил, так сказать, свободную вариацию на тему. Причем, как он уверен, практически беспро-игрышную. И что примечательно, господин Коковцов, весьма осторожный в первоначальных оценках человек, сразу признал перспективность замысла Банщикова, поспорив с ним лишь о тактических деталях, продолжительности и форме механизма его реализации.
Больше того, Владимир Николаевич считает, что таковой механизм сегодня даже нет нужды выдумывать, поскольку он у нас уже имеется. Интересный оборот, не правда, ли? – Отхлебнув чаю, Николай отодвинул стакан и, сделав многозначительную паузу, скрестил руки на груди. – И причина нашего нынешнего разговора в том, что вам, Всеволод Федорович, предстоит вскоре весьма тесно пообщаться с людьми, приложившими все свои силы и энергию для его создания. Вы понимаете, о ком и о чем я?
– О господах Безобразове, Вонлярлярском и об Особом комитете по делам Дальнего Востока?
– По персоналиям – именно так. А Комитет… Комитет этот был созван по моему решению. Ну а саму идею предложил граф Воронцов-Дашков, который принципиально разошелся с Ламсдорфом, Витте и князем Ухтомским во взглядах на нашу восточную политику. Кстати, с Илларионом Ивановичем я вас непременно познакомлю, как только такая возможность представится. Умнейший государственный человек…
Нет, речь вовсе не о Комитете. Но прежде, чем я продолжу вводить вас в курс дела, расскажите-ка мне кратенько, любезный Всеволод Федорович, в чем причины вашего явно негативного отношения к означенным господам? Надеюсь, это не обычная морская солидарность против гвардейских кавалеристов? А то Евгений Иванович Алексеев тоже вот сумел поругаться с Безобразовым незадолго до войны…
Не вздумайте только отнекиваться. Я хорошо помню мрачное выражение вашего лица во время нашей первой остановки в Иркутске по дороге во Владивосток на церемонии награждения статс-секретаря и его коллег вполне заслуженными орденами. Неужели, мой дорогой адмирал, вы не согласны, что этими людьми была проделана огромная работа по наведению порядка как на самой магистрали, так и в дальних тылах Маньчжурской армии?
– Как изволите, государь. Кратко, так кратко. Алексеев – ни при чем. В моем времени историки пришли к выводу, что эти деятели с их бутафорской лесозаготовительной концессией на реке Ялу и пренебрежительным, если не сказать хамским, отношением к интересам Японии в Корее являются одними из первых виновников возникновения войны с Токио.
– Да? Но главный-то виновник, с точки зрения ваших историков, лично я, полагаю?
– Конечно. Как же иначе…
– А главное, даже обижаться не на что. Проигранная война есть проигранная война. И поделом нам, грешным, – печально вздохнул Николай. – Но сейчас-то вы поняли, что я должен был сделать все, что было в моих силах, для того, чтобы не выпустить эту желтомазую хищную саранчу на материк? В то время, как политика Витте и Ламсдорфа привела бы только к безвольной сдаче наших позиций, за которые мы заплатили кровью во время средневекового, дикого бунта боксеров?
Признаю, что мы в России не успели как должно подготовиться к вероломному японскому нападению, что лично я попросту не ожидал подобной запредельной наглости микадо и его самураев, что многое видел в неверном свете. Как и то, что кому-то излишне доверял, а в чем-то сам катастрофически, пагубно ошибался… За гордыню мою, по грехам, я должен был быть наказан. И если бы не ваше явление по Божьему промыслу…
Осознать такое – это как преступнику, приговоренному к заслуженному им наказанию, получить помилование на эшафоте. На самом деле дай Бог никому никогда не прочувствовать того, что я испытал, узнав от Вадима о
