До чего же длинный эскалатор! Хочется скорее сбежать вниз, но впереди — спины, спины, спины.
Наконец оказались на станции. КПК пискнул. Я дернулся, отстегнул его от пояса, прочел сообщение Дары:
«Не разговаривай со мной. В электричках бывают провокаторы — не реагируй».
Толпа внесла нас в вагон, стиснула со всех сторон. На следующей станции половина мертвяков вышла. Зато появилась подволакивающая ногу бомжиха — с обвислыми до самых плеч сизыми брылами, носом-картошкой с сетью капилляров на лице.
— Па-а-амагите на лечение, люди добрые! Во имя Господа нашего Иисуса Христа! Па-аамагите!
Бомжиха тянула коричневую руку и осматривала пассажиров. Сейчас поравняется, просканирует взглядом и все поймет. Так, сделать каменное лицо. Ценные вещи я по совету Дары перепрятал, подсумок нацепил под застегнутую куртку.
Пробравшись к нам, нищенка замерла, заглянула в глаза, и я похолодел: не опустившийся человек смотрел из-под опущенных век, а чуждый темный разум, нечеловечески странный. Зато воняла она совсем по-человечьи, так, что слезились глаза.
Вторая ее рука скользнула в мой карман, но я сделал вид, что не заметил, и провокатор удалилась. Вслед я ей не смотрел. Из-за спины доносилось:
— Па-а-амагите, люди добрые, ради Господа нашего Иисуса Христа!
Вместе с толпой мертвяков мы вылезли на Курском и пошли к выходу. По пути подумал, что, не объясни мне Дара, что к чему, я запросто спутал бы мертвяков с людьми. Особенно здесь, в метро, где и в реале если улыбнешься, на тебя посмотрят, как на идиота. Кто-то из разрабов подловил и гиперболизировал самые скверные, темные стороны характера Москвы. Интересно, разраб этот сам — москвич или приезжий?
На улице хоть и кишел народ, было поспокойнее, отчего возникала иллюзия, что здесь есть, куда убегать. Я глянул на индикатор: ба, да тут уже полно и неписей, и игроков! В разы меньше, чем покойников, но — люди, люди, живые люди!
Сверившись с картой, махнул в сторону, противоположную железнодорожной станции, и мы двинулись мимо ржавых, давно заброшенных ларьков с фастфудом. Почти все они работали, источали запахи и напоминали, что я снова забыл позавтракать. Всплыло диалоговое окно:
Вы голодны. Рекомендуется срочно подкрепиться.
— Леди, позвольте пригласить вас в ресторан? — я взял Дару под руку.
По ее лицу пробежала тень, киллерша нервно огляделась, но взяла себя в руки и проговорила бесстрастно:
— По-моему, это несколько не то место, сэр.
— Место, возможно, и не совсем подходящее, но я забыл позавтракать и сейчас не побрезговал бы даже тушеной крысой. Голод плохо сказывается на скорости, ловкости и так далее. Можешь меня тут подождать, если посещать забегаловки ниже твоего достоинства.
— Ладно, идем. Только быстро.
Зашли в пластиковый павильон с надписью: «Хорошая еда: шаурма, хачапури, кофенат». Внутри было четыре красных пластмассовых столика. Карикатурно-носатый кавказец-непись равнодушно кивнул нам, не обратив никакого внимания на железного пса, и снова воткнулся в висящий под потолком экран. Дара села, я шагнул к стойке, взял написанное от руки меню.
— Мне, пожалуйста, большую шаурму. И кофенат. Дара, будешь кофенат?
— Это что за продукт восточной кухни?
— Кофе натуральный, если я правильно понял. Или мороженое?
— Хароший кофе, сам варю турка, на песке, — засуетился кавказец, нарезая курицу для шаурмы.
— Нет, вареного турка мы не будем. Два мороженых, два кофе и шаурму. Слушайте, а как вы тут вообще живете?
— А что? — спросил он. — Живем — и живем.
Еда оказалась вкусной и обильной. Дара с удовольствием ела присыпанное шоколадом мороженое, запивала кофе. Гудвин улегся у входа.
— Что хорошо в игре, — говорила она, — можно есть, не толстея. У меня подруга все время на диете сидела, чуть съест что — сразу ее разносит. С нашей работой нельзя терять презентабельный вид. Так вот, она сюда ходит только, чтобы наесться до отвала.
Я согласился:
— Да, вкус передан очень точно. И кофе приличный. Если кофе вкусный, то это он, если мерзкий — оно.
Дара приподняла уголки губ.
Насытившись, я заметил, что мировосприятие изменилось — цвета стали ярче, зрение — острее, нюх — тоньше, тревога отступила. Как и в реальности, здесь мы слабеем, если вовремя не подкрепимся. И все равно не оставляло сюрреалистическое чувство: я посреди города, полного ходячих мертвяков, управляемых каким-то подземным пси-мутантом, сижу в забегаловке, где только что наелся шаурмы и выпил кофе… Только в виртмире возможно такое!
— Странно все это, — заметил я. — И много тут народу живет?
— Хватает. И игроков, и неписей.
— Но зачем?
— А почему нет? Игроков этих некродайверами называют. Ныряльщики в море мертвых. В здешних местах можно плюшки очень редкие найти, да и оружием разжиться дорогим, ну и другими ценностями. Жизнь у них, конечно, необычная, но… Всяких чудаков на свете хватает.
Мы снова отправились на поиски Балбеса. По пути мне два раза залезли в карман и трижды нахамили. Теперь я понял, почему тут рай для воров: на них нельзя шумно реагировать и наказывать тоже нельзя — тотчас набегут мертвяки и прикончат.
Балбес обитал в цокольном этаже покинутой трехэтажной сталинки. Как туда попасть, мы понятия не имели, потому пришлось его звать. После моего особо громкого крика загромыхал валяющийся на асфальте кусок жести, отодвинулся, и из канализационного люка высунулся встрепанный, похожий на воробья мужичонка в тряпье и, о господи, шапочке из фольги.
— Привет, Балбес, — проговорил я. — Меня к тебе Трясучка направил, сказал, что поможешь.
Балбес осмотрел нас, шумно поскреб в затылке.
— В-в-входите.
Входить, как я понял, надо было в люк. Дара последовала за мной. Даже если ей не нравилось в канализации, она молчала. Гудвину я приказал ждать нас у выхода — он слишком шумен и заметен, на разведку его брать не стоит — и забил в КПК данные места, чтобы потом забрать мехапса через телепорт.
По железной лестнице спустились, спрыгнули на пол. Балбес приладил люк-жестянку на место. Воцарившуюся тьму разрезал луч его налобного фонаря.
— Т-т-теперь за мной. П-п-плохой город. Наблюдают. Хо-хотят забрать. Надо бы-бы-быть настороже.
Эхо шагов отражалось от стен, сопел Балбес, где-то звенела капающая вода, было сыро и пахло плесенью. Вскоре повернули направо, и Балбес задрал голову. Луч фонарика выхватил приставную деревянную лестницу.
Выбрались в квадратной комнате без окон — развороченном туалете, приспособленном под вход. На криво вбитых гвоздях висели шапочки из фольги, индикаторы, самодельные приборы непонятного назначения.
