— Не скромничай, не скромничай, тебе не идет! — рассмеялась старуха дробным и сухим смехом, больше смахивающим на кашель. — Ты для нас как эта… бумажка такая… уксусная? Нет, не уксусная…
Пока маразм и склероз окончательно не одержали победу над моей собеседницей, я подсказал ей, что бумажка, вообще-то лакмусовая, чем привел старушенцию в прекрасное расположение духа.
— Я и говорю, уксусная! Не совсем еще ума решилась! Ты для нас как эта самая бумажка! Всякого на чистую воду выведешь! Давно пора этим заняться было! А тебя только привезли — сразу и понятно, кто Первопредка почитает, а кто только вид делает!
***
Откровения старушки не то что не понравились мне — они подтверждали мое собственное давнишнее убеждение, почему мне нет места в разного рода военизированных организациях, типа Тверской контрразведки. В таких конторах все по-честному — и мне бы там нашли дело по способностям. С учетом фактуры, фигуры, знаний, амбиций, порочности и порядочности — в процентном соотношении. И ни фига не быть бы мне резидентом, как Тимохин утверждал. Моя "естественная" должность, на которую я мог бы твердо рассчитывать — это должность провокатора. Ага, всю жизнь мечтал! Стал бы таким "попом Гапоном", который подводит своих же товарищей под пули. Даже если этот "поп Гапон" никого под пули не подводит, все равно козлом отпущения назначат именно его. Спасибочки, повторюсь, спасибочки… Не надо мне такого счастья…
***
— Примет, не примет, не так уж важно! Скажи лучше, что целителю дарить положено?
— Коньяк, знамо дело! — ответила старушка, не усумнившись ни на секунду. — Денег не давай, за тебя община платит…
— А сестричке? — я повел в воздухе руками, обрисовывая выдающиеся формы местной седсестры. Старуха так и прыснула!
— Этой твоих подарков не надобно! Но можно коробку армирского шоколада, хоть его нынче не достанешь! Да и дорого! Ладно, фруктов свежих купишь, да передашь! — решительность старушки меня несколько настораживала: прошу пардону, за меня вроде платят, не ослышался я? Так зачем же еще и подарки? Тем более что глаз болит, а никто не пришел, не проведал, как там полуэльф Петя Корнеев, не дал дуба еще? Не считать же приход Каси квалифицированной медицинской помощью! Разве что психотерапевтической…
— Ладно, а цветы? От букетика еще никто не отказывался! — попытался я выяснить на самом деле интересующий меня пункт.
— Какие цветы? — нахмурилась старушенция, — Цветы на клумбах, хочешь — иди и смотри! Или в горшках покупай! А букетов у нас нет!
Непредсказуемо! Разумно, но… как без букетов-то? Чудаки какие! Можно, впрочем, и в горшках…
— Хорошо, с цветами понятно! А еще что дарят? Ну не наковальню же мне девушке дарить?
— Тебе не светит! — неожиданно серьезно оборвала меня Рика. — Не пойдет она за тебя!
— Кто она? — от изумления глаза широко распахнулись, и в левом сразу стрельнуло.
— Она! — старуха многозначительно поджала губы и окончательно стала похожа на мумию. — Каська, вертихвостка, кусочница малолетняя! Но и она не поймет! Не до такой же степени у нас все развращены! Наковальня — это свадебный дар! Забудь об этом и не вспоминай в страшном сне!
Приехали!
Удивление на моей роже было написано огромными буквами, поэтому старушенция соизволила меня утешить, почти дословно процитировав Лимлина:
— Да не расстраивайся так, какие твои годы! Найдешь ты себе невесту по вкусу, если раньше тебе язык твой ядовитый вместе с головой не отрежут!
— Ладно, наковальню не дарят, а что дарят? — заторопился я, понимая, что старушка сильно утомлена разговором, да и изъерзалась вся в кровати, почему-то.
— Да что угодно! — неизвестно почему вызверилась на меня побагровевшая Рика, — Инструменты, оружие, украшения, на что фантазии и средств хватает! И отвернись куда-нибудь к стенке, мне в туалет надо!
— Да кто мешает? — удивился я, но послушно уставился в угол пещеры.
— Ты и мешаешь! — послышалось кряхтение со стороны Рики, шарканье ног в тапочках без задников, громко, я аж вздрогнул, хлопнула дверь в санузел.
— Я, по-твоему, должна в одной ночнушке мимо тебя, подлеца, бегать! — раздался приглушенный и злобный голос из-за закрытой двери.
— Ага, а то я твоими прелестями соблазнюсь! С разбегу! Не утони там, смотри… — процедил я сквозь зубы, полушепотом, и решил, что в основных чертах мои предположения подтвердились: оружие надо покупать или заказывать не у гномов, а у гномих. Под их женские габариты смастряченное, а то прикладом плечо выбивать будет, ежели обычный гномский "Маузер" оторвать удастся. Пора приступать к решительным действиям… Повод, тем более, есть — лечить меня когда будут? Глаз и не думает успокаиваться. Решительным шагом я подошел к своей кровати и нажал на клавишу вызова.
Ждать пришлось недолго: через минуту в дверь заскочила та самая медсестра, которую я уже лицезрел не так давно.
— А чего ко мне никто не подходит? — сварливо осведомился я, указывая пальцем на свой глаз.
— Как дойдет очередь, так на обходе доктор и посмотрит, — меланхолически заметила сестричка, выпячивая вперед свои аргументы, — я не доктор, я вроде администратора, а ты поспокойней, больной, не суетись!
— Как же мне не суетиться, с острой болью? — парировал я ее выпад, в полтора глаза обозревая "административный ресурс", — если никто не суетится, так хоть я подсуечусь!
Помнится, многострадальный, хотя и хитрожопый Одиссей, попав в кой-какие пещеры, лишил единственного глаза некого Полифема, мирного пастуха, подрабатывавшего циклопом. И изобрел при этом новый вид контрабанды…
Ну а я, попав в пещеры, скоро сам таким циклопом стану! Одноглазым, в натуре!
— Все вы суетитесь только тогда, когда вам кажется, будто вашему драгоценному здоровью что-то грозит! — неожиданно для меня повысила тон "сестричка", и приветливо отрапортовала выползающей из санузла старушке:
— Завтракать пойдешь, Рика? Кисель гороховый и овсянка!
— Опять овсянка! — скривилась старушка, — Я скоро от овса ржать начну, как лошадь! Макароны же давали вчера! Кончились уже, что ли? И пудинги из манки сегодня должны были…
А я вот не буду больничную бурду жрать! Принципиально! Как ответ на хамство медперсонала! Прилег, ноги на спинку кровати закинул, лежу и дуюсь на всех гномов, особенно, на гномов-м…м…едиков…
***
Рика не успела повозмущаться вволю, потому что в палату ворвался вихрь. Белый вихрь. Белая, роскошная, уложенная волосок к волоску борода до пояса, белый халат, тапочки из белой кожи, без задников, но с каблучком и серебряной пряжкой. Широкий шарф из серебристой ткани, явно магически обработанной, дорогой. Он обвивался поперек объемистого брюха доктора, прямо поверх белоснежной рубахи, и играл роль жилета. Франт… Был бы он "молодым дарованием", я бы понял — хочется гному повыделываться. А этот, кажется, в возрасте. Профессор кислых щей и соленых овощей. Чтобы не сказать — завотделением. На главврача не тянет — рожа недостаточно плутовата. С другой стороны, может, я напрасно гномов человеко-эльфийскими мерками меряю. На нагрудном кармашке халата гномьими рунами было написано "Тавиллий Серебристый", имя этого чудика, не иначе. Странное какое… А из самого кармашка торчала деревянная трубка, покрытая ослепительно белой эмалью. Такие, если мне память не изменяет, только для прослушивания сердечного ритма у "плода" используют. То есть живот у беременных слушают. Это акушер-гинеколог, что ли, передо мной?
