Самолет был уже далеко, зенитки «провожали» его, грохотали справа, но уже тише, Стас перехватил планировавший к земле листок.
– Войска Вермахта войдут в Москву семнадцатого октября, – прочитал он черную надпись на желтоватом листе, перевернул его.
– «Москва не столица, Урал не граница!». Что за хрень.
Стас разорвал листовку в клочки, бросил под ноги, растоптал обрывки. Катерина улыбалась, глядя на него, подняла с асфальта целый листок, аккуратно сложила его и убрала в карман, и все это с улыбкой.
– Вот так. Я тебе говорила, а ты не веришь. Сегодня шестнадцатое…
– Да ни черта не будет, брехня все это! – крикнул Стас, не обращая внимания на стоящих поблизости растерянных людей. Они смотрели кто вверх, кто на черные буквы, одна женщина заплакала, мужик рядом матюгнулся и тоже разорвал листовку.
– Вранье! – уже тише сказал Стас, – хрен твой Гитлер получит, а не Москву. Руки коротки. А в сорок пятом сам сдохнет, в своем бункере в Берлине, за пару дней до того, как наши город возьмут. Ты уж мне поверь, я точно знаю, что Гитлеру скоро капут. Медаль еще введут «За взятие Берлина», у деда моего была…
А Катерина его точно и не слышала, продолжала улыбаться во весь рот, едва ли не смеялась в голос, и Стас замолчал, не понимая, что это с ней такое.
– Нет, не капут. Не будет никакой медали, и Берлин вам не взять. Понимаешь, почему? Нет? Все же просто – у нас есть ты, и ты нам поможешь, если хочешь, чтобы мы помогли тебе. Ракеты, способные выжигать города, самое совершенное в мире оружие, портал… Это вам теперь конец, от вас ничего не останется, от Москвы, но не от Берлина.
Вот стерва. Все запомнила, все продумала и учла, даже возразить ей нечего. Похоже, она даже рада, что от родного города скоро горстка праха останется.
– Как же твой особняк на Ильинке? – спросил Стас. – Разве тебе самой не хочется вернуться в родовое гнездо и зажить там победительницей? Прислуга, гувернантки, лошади, юнкера… Разве ты не об этом мечтала?
Довольная улыбочка исчезла с лица Катерины, лицо ее стало серьезным и даже злым.
– О чем я мечтала, это не твое дело. А Москву уничтожат по приказу фюрера сразу после того, как возьмут город, и чем скорее, тем лучше для меня. Нет Москвы – конец войне, конец советской власти, и я смогу жить по-человечески где-нибудь у моря. А особняк… да черт с ним, с особняком, я бы все равно туда не вернулась, это уже не мой дом, а школа для ваших малолетних бандитов. Мне плевать на них и на мой старый дом, плакать по развалинам я уж точно не буду.
Она развернулась на каблуках и пошла вперед, не оборачиваясь, да и незачем было. Стас плелся позади, и смотрел то в спину Катерине, то себе под ноги, на засыпанный листовками тротуар, рельсы и проезжую часть бульвара. Уже опустилась дымка ранних сумерек, на глазах переходивших в ночь. Освещение не работало, даже трамвай шел «вслепую», не зажигая огней, прогромыхал справа черным призраком и исчез из виду. К дому подошли уже в полной темноте, почти никого по дороге не встретив, да и у тех, кто навстречу попался, лиц было не разглядеть, точно это были не люди, а бесплотные тени, и Стасу стало слегка не по себе. Он вошел следом за Катериной в подъезд, и после уличного мрака слабосильная лампочка, освещавшая ступени и площадку, показалась едва ли не прожектором.
Поднялись на шестой этаж, оказались в квартире и пошли мимо череды наглухо закрытых дверей через полумрак и душные кислые запахи жилья и пригоревшей еды. От стены отклеилась тень, шагнула навстречу, и Стас опознал в ней Васю. Тот на Стаса глянул мельком, вроде как на человека чужого и неинтересного, быстро сказал что-то Катерине и моментально пропал с глаз долой. Та не ответила, но сбавила шаг, пропустила Стаса вперед и пошла следом. В квартиру вошли без стука, дверь сама приоткрылась им навстречу, и в темном предбаннике Стас разглядел второго агента. Тот закрыл дверь за вошедшими, она тихо скрипнула за спиной, Стас остановился и прислушался. Ему вдруг показалось, что в квартире есть еще люди, что их много, и что они тоже прислушиваются к звукам из коридора. Стас посмотрел вправо-влево, но кроме двух черных силуэтов – один за спиной, другой справа – ничего не увидел, и слышал он только дыхание двоих, стоящих рядом, и стук собственного сердца. Да еще крики из общего коридора или из кухни, вопли и ругань в исполнении как мужиков, так и женщин, и, судя по эпитетам и перечислению направлений, дело там катилось к драке.
Стас повернулся в сторону «своей» комнаты, но Катерина толкнула его в плечо. Длинный проскользнул вдоль стены и бесшумно приоткрыл дверь слева, остановился рядом, как швейцар, только что не вытянулся по струнке.
– Иди туда, – шепотом приказала Катерина, и Стас шагнул в черный проем. Услышал рядом тихие шаги и легкий стук притворенной двери, еще шаги, но уже в коридоре, и все стихло, кроме ссоры в кухне, ее отзвуки доносились и сюда. В комнате мрак был уж вовсе непроглядным, затемнение тут устроили на совесть, прибавим еще и ночь за окном, и темноту в квартире – полное впечатление, что открытом космосе оказался или в кротовой норе. Так же тесно было в этой комнате, так же темно и душно, Стас ничего не видел перед собой. На пороге стоять было глупо, он шагнул вперед и точно напоролся на невидимую стену, остановился, не увидел – почувствовал, что в комнате есть кто-то еще. Но проверить свою догадку пока не мог, смотрел перед собой и по сторонам, а потом и вовсе глаза закрыл, ибо толку от них не было. Встрепенулся, услышав справа со стороны окна негромкий шорох и стук, повернулся, глянул в темноту, различил контуры шкафа высотой под потолок, дальше шло что-то длинное и низкое, вроде стола, и за ним спиной к стене, едва выделяясь на фоне обоев, сидел человек. Снова что-то прошуршало, скрипнул стул – это человек устраивался на нем поудобнее, продолжая при этом молчать.
Подошла Катерина, встала рядом и сказала еле слышно, обращаясь к человеку в темноте:
– Он здесь. Это о нем я вам говорила. Встреча состоялась сегодня два часа назад.
Замолчала, и, как показалось Стасу, отступила к двери, остановилась в шаге от нее. Комнатенка была размером не чета соседней, крохотная и тесная, в одно окно, справа обнаружился диван с высокой спинкой и пустая этажерка, точно обломок забытой у стены лестницы.
– Я понял. Есть результаты? – сказал человек у окна, и в комнате снова стало тихо. Говорил он без малейшего акцента, быстро и даже отрывисто, и по тону было понятно, что этот человек привык получать ответы на свои вопросы незамедлительно. Ночное зрение к этому моменту у Стаса обострилось едва ли не до предела, и он видел, что незнакомец-сидит, развалившись на стуле, что одет в костюм и длинное пальто, такое длинное, что полы касаются коврика перед шкафом. И что ростом он не вышел, но фигура у него плотная, хоть и оплывшая, и что лет ему, навскидку, под полтинник. Смотрел, и никак не мог отделаться от мысли, что уже видел когда-то этого человека, не живьем, не вблизи, но видел, и даже слышать доводилось, но
