Кстати, написано дельно. Уже заполучив первую порцию, я узнал от айн, что мне помогла только наглость. Не факт, что лорд дозволил бы мне пользоваться библиотекой, если бы его об этом спросили. Охрану библиотеки покорил мой равнодушно-уверенный вид.
— И?
— И ничего. Пользуйся открывшейся возможностью.
— Какие книги советуешь в первую очередь?
— Бери всё, что дадут. Разберёмся.
Всё-таки демоническая магия имела свою специфику. Изучая вопрос, я всё глубже укреплялся во мнении, что чародейство демонических народов можно сравнить с выдуванием затейливых стеклянных сосудов. Холодные и звонкие, прозрачные в своём космическом бесстрастии чары вытягивались в изысканные изгибистые образы, радующие не только самолюбие, но и глаз. Их красота была самодостаточна, однако несомненна, и один элемент с неизбежностью вытекал из другого, создавая длинную органичную структуру. То, что нехотя преподавал мне Сашкин учитель и что я вычитал из Эндиллевых двух книг, больше напоминало складывание домика из кубиков или свинчивание экскаватора из элементов конструктора.
Выражалась ли в этом разность восприятия магии у монильцев и демонов, или всего лишь разность подходов в преподавании, знать я не мог. Но, пожалуй, в демоническом меня привлекала абстрактная умозрительная прелесть. А в монильском — принципиальная математическая логичность.
— Монильский принцип изначально ущербен, — воспротивилась айн. — Знаешь, в чём? Он оперирует отдельными элементами магической конструкции, но не может постигнуть и объяснить их взаимосвязь. Так проще преподавать и строить стандартные структуры, но многие тайны магии остаются тайнами.
— Зато, как понимаю, монильская школа даёт ученикам больше шансов. И даже недоучка способен к созидательному труду.
— Куда более качественные маги получаются тогда, когда в процессе обучения проходят самый что ни на есть естественный отбор. Ты ещё оценишь это. Если доживёшь.
— Разве только если паду так низко, чтобы поддаться гнилому принципу: «я дерьмо хлебал, и ты теперь хлебай».
— Лишь тот, кто получает знание с трудом, будет по-настоящему его ценить и не станет разбазаривать кому и как попало.
— Я вижу, в этом демоны и люди друг другу подобны.
— А мыслящие существа вообще подобны, так что можешь не подбочениваться, мол, ты знаешь то, чего не знаю я. Всё я знаю! И про вас, людей, в том числе.
— А может, если бы ты действительно знала всё, не оказалась бы частью артефакта?
Айн вспыхнула, как бенгальский огонь, даже волосы, кажется, встали дыбом. И как стремительно отреагировала — сразу видно, что привычки, когда-то хранившие ей жизнь, сохранились и в посмертии.
— Ублюдок! — прошипела демоница.
— Как видишь, не ты одна тут способна говорить гадости. Так что давай-ка жить дружно.
В эту ночь у нас даже получилось что-то пылкое, в чём не ощущалось ни капли любви или приязни, но зато было много негодования по поводу того, что приходится мириться с вынужденным симбиозом. И тут я скорее склонен был посочувствовать себе, а не ей.
Сочувствовал, негодовал — но обнимал. И даже испытывал от этого наслаждение.
В мире, где каждый миг я мог ожидать нападения, где смерть дышала мне в шею, простые радости приобретали запредельное значение. Любая мелочь в уступку слабости или в расслабление доставляли ошеломляющее наслаждение. И отказаться от такого было выше человеческих сил. Впиваясь поцелуями в жестковатые губы демоницы, я отчасти выплёскивал и ожесточение против нового мира, и против неё самой. А что было ещё делать?
— Тебе надо больше стараться, больше заниматься. Иначе ты так никогда и не выберешься из рамок посредственности.
— Посредственность — оценка способностей. Из этих рамок трудолюбие не выведет.
— Ты несёшь просто потрясающую чушь. В магии всё совершенно иначе. Незаурядный маг — всегда тот, кто способен работать больше остальных. Чем глубже погрузишься в пространства, визуализирующие магическую структуру мира, тем большее в конце концов окажется тебе под силу.
— Я так запросто свихнусь.
— Если свихнёшься, значит, не годишься в маги.
— Кхм… Мне это кое-что напоминает. Ладно. Попробую.
Как бы там ни было, как бы она себя со мной ни вела, я постоянно чувствовал где-то рядом её руку. Это была коварная рука, всегда готовая врезать наотмашь, но крепкая, способная стать опорой в непосильной для меня ситуации. Если знать, как с ней обращаться, пожалуй, со временем можно будет и положиться. Но главное, не дать каким-либо чувствам к ней просочиться в сердце. Иначе…
— А есть шанс, что просочатся?
— Нет.
— Ну ладно тебе! Я, например, хочу узнать, что это такое, когда тебя любит человек! Переставай вредничать.
— Не сомневаюсь, что хочешь. Но обойдёшься.
— Однако и твоя жизнь ведь станет комфортнее, если ты меня полюбишь!
— Моя жизнь станет комфортнее, если ты полюбишь меня. Полюбишь по-настоящему, до самоотречения, как далеко не каждая женщина может. Но от демоницы ведь нечего такого ждать.
— Ты просто стремишься сделать меня удобной.
— Конечно. А ты разве строишь со мной отношения по какому-то иному принципу?
— Со мной-то это логично! Я к тебе в спутницы не навязывалась.
— А я — навязывался?
— Это ты меня надел!
— Как звучит…
Демоница лишь фыркнула, и я снова погрузился в изучение манускрипта. Он был посвящён рассмотрению магических принципов манипуляции с пространством и содержал в себе множество сведений по устройству Вселенной и космогонии с позиции уверенности в существовании параллельных пространств — факта, в который часть моих соотечественников не верила и сейчас. Получалось, что количество параллелей как в одной, так и в противоположной развёртке спирали отнюдь не бесконечно. А уж доступных для произвольного перемещения — и того меньше.
Обычно один мир имел соприкосновение с двумя другими, не более. Такое слияние, которое произошло между Монилем и Землей, по логике открывало монильцам возможность перемещаться ещё в два дополнительных мира — если бы немагическое пространство могло предложить соответствующее количество энергоразломов и подходящий тип пространственной организации…
— Немагических миров не существует, — назидательно произнесла она. — Магия — такая же неотделимая часть существующего мира, как сила тяготения, например. Просто она бывает очень разной. И зависит не тупо от одного какого-то параметра планеты, как та же сила тяготения, а от множества факторов. Как фотосинтез, скажем.
— Ишь какие ты умные слова знаешь…
