— Это политическое самоубийство. То, сколь настойчиво меня к нему подталкивают, наводит на размышления.
Кимико вновь склонила голову. Медленное грациозное движение, позволяющее любоваться изгибом ресниц, овалом бледного лица. Скромность, элегантность, покорность.
Когда высокородная дама показывала зубы, делала она это с безупречным изяществом.
— Господин, супруг мой. Отказ от выступления также будет заявлением. Более откровенным, нежели можем мы себе позволить.
Она была права, разумеется. Тимур ощутил что-то близкое к панике. И ведь подумать только, он так волновался, что госпожа творец отказывалась обсуждать вопросы хоть сколько-нибудь существенные.
— Вы переоцениваете меня. Заявления делают серьезные государственные мужи, убеленные сединами гэнро. А раздолбай и юнец Неко, оказавшийся в совете, чтобы поддакивать партии Ватари, опять сбежит с друзьями пить пиво. Чего еще ожидать от дикого варвара?
Запасным вариантом было перед всей планетой объявить, что не ищет он абсолютной власти.
Угу. Вот прямо так и сказать. А все поверят.
— Господин советник, я вижу здесь угрозу. Но я вижу и возможность. Даже не политическую. Вы сможете, если повезет, задать направление развития. Повлиять на настрой всей Аканы. Создать новую традицию, наконец.
Тимур уже сожалел о минутной откровенности. Маска дикого полуварвара привычно опустилась на лицо — она была, в конце концов, куда ближе к истине, нежели роль просчитывающего все на несколько ходов вперед стратега.
— Произнеси тост. Осуши стакан, — хмыкнул, копируя оптимистичный, бодрый и безмозглый тон инопланетной рекламы. — Ты изменишь мир!
— Верно. — От улыбки из-под опущенных ресниц у него перехватило дыхание.
Канеко, ты болван. Сосредоточься, эстет несчастный.
Кимико наконец вновь подняла глаза:
— Слово — один из древнейших способов передавать информацию. И один из самых эффективных, когда нужно повлиять на эмоции. Правильно поставленную, умело преподнесенную речь мы считаем произведением искусства. Своеобразной лестницей к совершенству мысли.
— Ну, последнее мне не грозит совершенно точно.
Взмах тонких пальцев — изящное отбрасывающее движение. «Умение моего господина достигать поставленных целей сомнению не подлежит. Если он твердо решит совсем не думать…»
— Вы не считаете возможным заявить о своей позиции прямо. Пусть не содержание, а форма станет вашим посланием. Облачите речь в ораторские каноны, приличествующие не восходящему на престол владыке, а тому, кто готов благородно уступить. — Кисти рук поднялись, жестом выразив скромность и служение. — Уже одно использование старинных приемов скажет о поддержке уклада жизни, о сохранении столь обсуждаемого сейчас «аканийского пути». Причем не важно, что именно будет произнесено. Эффект окажется даже более ощутим, если вы так ни разу и не упомянете слово «традиция».
И это отнюдь не единственное слово, которое можно не произносить, потому что его все равно «услышат» в так называемом «послании». Вспыхнуло знакомое раздражение, отдалось неуместной болью. Тимур заставил себя говорить слегка иронично:
— Ораторские каноны, без сомнения, полезны. К сожалению, я так и не научился им следовать.
— Вас учат, — тихо сказала Кимико, — сейчас.
Тимур мысленно выругался.
Естественно, намеренная небрежность, с которой описывал он пребывание студиозуса Каи в Академии, княжну не обманула. Сам виноват: расклеился после выматывающего дня. Отвлекся. Сорвался. Позволил увидеть по-настоящему уязвимое место.
«А ведь она не только в большую политику тут играет», — несколько запоздало осенило господина тайного советника. Высокородная пыталась достучаться до него. Единственным способом, который, как ей казалось, мог действительно заинтересовать ее супруга. И при этом, похоже, считала, что советник Канеко всерьез готов сцепиться за престол с Янтарным князем и старшим Ватари. Ками великие, это было бы даже лестно. Только вот…
Я что, правда произвожу впечатление одержимого лишь властью маньяка?
Аналитические приложения тактично промолчали.
— Хорошо, — Тимур сел, скрестив ноги. Положил ладони на колени. — Хорошо. Что я, по вашему мнению, должен знать об аканийском ораторском искусстве?
«Чего не мог бы простейшим поиском найти в Сети?»
Женщина низко поклонилась. Что скрывалось за опущенными глазами, Тимур понять был не в силах.
— Хорошо, — отозвалась она эхом.
И выдохнула беззвучно.
Княжна Фудзивара почти звенела от внутренней — не напряженности, а, скорее, полной сосредоточенности. Роли поменялись очень отчетливо. Вместо покорной супруги расправила плечи госпожа наставница.
— Вас не тренировали формально в искусстве ведения дискуссии, господин мой, и это заметно. Но у вас есть инстинкты носителя языка. Понимание лежащего в основе принципа — того, что не совсем точно называют «активным слушанием».
Тимур улыбнулся. Звучало как «оборона через атаку» или «разведка боем». Один из тех терминов, полный смысл которых раскрывается, только когда тебя пытаются убить. Причем особенно высокоорганизованным способом.
Он поощрительно кивнул, приглашая госпожу развить свою мысль.
— Это не просто восприятие сказанного собеседником. Это повторение его слов, эхо, зеркальное отражение.
— Я так делаю?
— Вы умеете показать оппоненту, что обратили внимание, уловили его позицию, потратили минуту, чтобы примерить ее на себя. А затем — и вот здесь и заключено то, что восхваляют как искусство, — вы перехватываете инициативу. Искажаете высказывание, порой меняя смысл в неожиданном направлении. Делаете его своим. Собеседник принимает эстафету, выхватывая из вашего тезиса слово, фразу, мысль. Вплетает их в собственные или же заменяет на совершенно противоположные.
— Звучит как описание военной кампании.
— Это танец и бой одновременно. Синтаксическое айкидо, где энергия атаки должна быть использована против нападающего. Таков спор по-аканийски. И ему, как и владению аватарами, написанию программ, соразмерному ками мышлению, нужно учиться.
Тимур серьезно кивнул:
— У приема, когда собеседник ставится на центральное место и все объяснения ведутся от его лица в стиле «вы делаете то-то и делаете очень хорошо», тоже есть красивое название?
— Есть, — улыбнулась госпожа творец. — Этот прием называется «наглая лесть». И если его заметили, значит, исполнение было грубым и неуклюжим.
Они обменялись церемонными поклонами.
— Хорошо. Будем считать, что про дискуссии я понял. Но при чем здесь бал в честь дня-ноль и грозящая нам речь?
