Во время завтрака Штык приказал Хомяку доложить своему непосредственному начальству — ефрейтору Булю — о результатах похода за водой.
— И с подробностями, — значительным голосом подчеркнул Штык, демонстрируя полное равнодушие к душевным мукам «рядового», страдающего из-за необходимости детально рассказывать Булю о том, как был потерян автомат.
— Ах ты гад! — заорал Буль, услышав, что «и тут автомат куда-то делся». — Да ты же его утопил! Вот сучёныш! Получи!
И выпотрошенная банка из-под тушёнки полетела в голову Хомяка.
— Брэк, — сказал Штык, поднимаясь на ноги. — Потом будем отношения выяснять. Рядовой Хомяк! Костёр затушить, вещи собрать, через пятнадцать минут переезжаем.
За то время, пока Штык с Хомяком отсутствовали, Буль добрался до мешка с лекарствами и основательно его растряс. Чего он успел за это время наглотаться, уже не определить, но температура у него упала, а вот аппетит, напротив, резко возрос. Набив брюхо, он тут же ослаб, и поднимать его пришлось под руки. Но свой автомат Хомяку он отдавать отказался наотрез.
— Да я тебе даже ведро дерьма не доверю, — сказал он с вызовом на робкое предложение Хомяка помочь нести тяжёлую железку. — А настоящий солдат со своим оружием никогда не расстается. Хоть убейте меня тут же — ствол не отдам!
К трёхэтажному зданию двигались по остаткам асфальтовой дороги. Глубокие трещины беспорядочно изрезали дорожное полотно вдоль и поперек. Местами в разломах проросли небольшие деревца и кусты.
Впереди, навьюченный рюкзаком, медленно брёл Хомяк, снова вспомнивший, что у него болят руки, ноги и спина. За ним, на удивление бодро, самостоятельно вышагивал Буль с автоматом наперевес. Штык опасался, что «ефрейтора» часть пути придётся тащить, но тот не только не «дал слабины», но и умудрялся демонстрировать всем своим видом, что ни один мутант, козье вымя, безнаказанным мимо не проскользнет. Замыкал шествие Штык, которому из-за рюкзака приходилось идти вполоборота, чтобы не прозевать возможное нападение собак сзади.
Справа медленно перекатывалось волнами травяное поле. Слева тянулись выродившиеся и одичавшие фруктовые сады. Напитанный влагой воздух был чист и свеж, и даже не верилось, что может так замечательно дышаться в этом заброшенном людьми и облюбованном смертью месте.
Дорогу Хомяку перебежал какой-то мелкий зверек, похожий на раскормленного суслика, и тут же скрылся в густой траве. Если бы не пустые дома и не груды костей, по которым они ходили какой-то час назад, Штык мог бы сказать, что вокруг царит какое-то особенное умиротворение.
Миновав створки ворот и приблизившись ко входу в здание, они снова остановились, пытаясь оценить масштабы разыгравшейся здесь когда-то драмы. Буль дышал, как загнанная лошадь, Хомяк производил впечатление верблюда, который вот-вот падет среди пустыни под весом своего вьюка, но обилие звериных костей выглядело столь впечатляюще, что оба на несколько секунд словно позабыли о своих трудностях, жадно разглядывая давнишнее поле боя.
— Славно тут волков побили, — сказал Буль. — Если изнутри хорошенько закрыться, можно долго оборону держать.
— Так они закрылись, — сказал Штык, останавливаясь в паре метров позади «ефрейтора». — Но, похоже, дверь им высадила какая-то здоровая зверюга. Видишь хребет лежит? На бревно больше похожий. Мы с Хомяком внутри были — там повсюду следы боя. Но человеческих костей не видали, так что, может, и выжили парни.
Облюбовав комнату на третьем этаже, Штык дал своим «бойцам» отдохнуть, а потом заставил всех работать. Практически все остатки мебели, да и вообще всё, что поддавалось переноске, было ранее сложено теми, кто держал здесь когда-то оборону, в три баррикады. Лишь в коридоре обнаружилось почти целое дверное полотно да пара стульев.
Стулья Штык с Хомяком перетащили в «свою» комнату, натаскали обломков мебели из баррикад и соорудили грубое подобие лежаков. Буль тем временем оборудовал место для костра и проводил ревизию оставшихся припасов.
В другом конце коридора обнаружилась ещё одна лестница, ведущая как вниз, видимо, в тот склад, дверь которого они видели, когда подошли к зданию в первый раз, так и на чердак. Лестница была тёмная, без окон, лишь откуда-то сверху сочился робкий свет. На стенах виднелись остатки креплений и торчащие провода в тех местах, где раньше висели светильники. Лестницу от коридора отделяла хорошо сохранившаяся толстая дверь. Поворотный механизм ручки и замка давно заржавел, но несколько капель оружейного масла позволили провернуть защёлку и закрыть дверь изнутри.
Со времени последнего отдыха прошло не более часа, но глядя на измождённые лица «бойцов», Штык сжалился и объявил внеочередной перерыв. Буль тут же повалился на «постель» из досок, да так и замер лицом вниз. Хомяк присел на стул возле стены, повозился, устраиваясь поудобнее, и закрыл глаза.
Штык сидел на широком подоконнике, пил маленькими глотками воду из фляги и смотрел вниз. Из окна комнаты, где они обосновались, просматривалась часть посёлка, двухэтажное здание, покинутое ими несколько часов назад, и стена тёмного леса вдалеке. Поскольку дверей в комнатах не было, через коридор, в окно комнаты напротив, отчетливо просматривались покосившиеся башни хранилищ элеватора. Здесь, на высоте третьего этажа, мир внизу уже не казался таким опасным. Брошенные дома выглядели жалко, и даже сама мысль, что в них может скрываться какая-либо угроза, казалась нелепой.
С трудом подавляя желание лечь и расслабиться, Штык впервые за сутки вспомнил о преследователях. Вряд ли военные сталкеры смогут обнаружить их следы, а потом пройти тот же извилистый путь и с такой же скоростью. Обычно сталкеры ходили по Зоне гораздо медленней, да и прошедший обильный дождь не способствовал сохранению следов.
Всё это значило, что скорее всего об этой угрозе можно забыть с чистой совестью. Надо лишь как следует заложить все дверные проёмы, спокойно переночевать и наутро двигаться строго по остаткам дороги. В худшем случае к вечеру, а в лучшем — может быть, даже к обеду они доберутся до Периметра. А там можно будет даже не искать блокпост. Просто найти камеру наблюдения на одном из столбов и развести рядом костёр, чтобы привлечь внимание дежурной смены.
Буль громко всхрапнул и застонал. Багровая, изрядно опухшая шея «ефрейтора» внушала Штыку самые неприятные опасения. Оставалось только надеяться, что за ночь Булю не станет хуже, а потом они сумеют добраться до границы и… всё это будет уже не важно. Надо только устроить сейчас раненого получше, периодически промывать рану и побольше поить водой. Вспомнив, как Буль жаловался на ноги, Штык осторожно осмотрел тёмные винтовые полосы на обеих ногах. Ему показалось, что полосы слегка вдавились в кожу. Но это, с большой долей вероятности, могло быть лишь его домыслом.
