Николай Полунин - Цербер

«Жизнь такова, какова она есть, и больше никакова». Расхожая шутка. Ему в ней нравилась та самая доля правды, а вовсе не шутки.

Михаила несколько беспокоило, что пришлось вступить в контакт если не с официальными властями, то с кем-то достаточно организованным, но это была скорее легкая досада.

Чувства, запахи, звуки, все восприятие окружающего замедлилось в нем. Жук с заднего сиденья пытался что-то спрашивать, придавленный тушей Павла, но отстал. У них там и без Михаила нашлись собеседники.

Дремота накатывала горячими тугими валами. Это была не просто реакция на бой, погоню, на кутерьму, как выразился Жук, нет, он засыпал неотвратимо и целеустремленно. Его звали. Звали, чтобы сказать.

вспышка — цветы — дорога — зеленый газон — вспышка

Дорога.

Опять дорога?

И опять тьма. Дорога во тьме. Он должен пройти по ней. Все должны пройти по ней, и он отвечает за это. Не его дело, как они пройдут по этой дороге, но он обязан заставить их вступить на нее.

Они должны быть там, где им назначено…

Жить?

Они должны быть там. Где их ждут, где печалятся о них.

Где? Кто?

вспышка — вспышка — вспышка

ТЫ ЗНАЕШЬ.

вспышка — цветы — дорога — зеленый газон — вспышка

Михаил сцепил зубы и подавил в себе ругательство. Блондин осторожно покачивал его за плечо.

— Здесь можно перекусить и вам подберут одежду.

«Жигули» стояли у подъезда шикарной двухэтажной дачи с высокой стрельчатой крышей. От дома до самых ворот, что остались позади, вела подъездная дорожка из красной гранитной крошки.

Михаил с трудом распрямил затекшее тело. Доски ступенек крыльца были теплыми от солнца.

— А на озере дождь небось ударил.

— Пришлось сделать небольшой крюк, чтобы заскочить сюда, — чуть виновато, как показалось Михаилу, объяснил Жук.

— Это хорошо, что дождь, — деловито сказал Павел. — Пожар потушит, а то у меня сердце не на месте.

— Топай давай, — проворчал Михаил. — Друг леса.

От странной помеси «рассказки» с «визией» оставался осадок, как от изжоги, только гораздо сильнее. Михаил моргнул. Текст горел перед ним. От огненных букв было не избавиться. Чего бы он только не дал сейчас за возможность хотя бы на десяток минут отключиться от всего, спокойно обдумать, просмотреть и перечитать еще раз.

Это стоило того.

Войдя, он остановился как вкопанный и остро почувствовал, что он в одних плавках.

Стол в углу обширного зала сервировали две девушки, от одного взгляда на которых перехватывало дыхание. Обе брюнетки, выше среднего роста, волосы волной по плечам. Одна в легком желтом, другая в легком сиреневом. Летние полупрозрачные сарафаны, и видно, как тело ходит под тонкой тканью.

Тезка-Мишка за плечом шумно сглотнул, Павел ухмыльнулся.

— Кушайте, пожалуйста, а мы быстро. И машину вторую подгоним.

Жук радушным жестом указал на стол, где было наворочено на взвод, даже отсюда видно.

— Это без шапки за стол садятся, а без штанов не принято, — сказал Михаил и, чуть подумав, добавил: — молодой человек.

— Извините. — Жук повернулся к лесенке на второй этаж. Оттуда уже спускался Блондин, неся ворох одежды.

— Попробуйте, должно подойти. Правда, на вашего товарища…

Нимало не смущаясь, словно ему только и дел было в жизни, что растелешиваться в гостиных шикарных вилл, Павел уже стоял рядом в том же, что и Михаил, виде. Заскорузлые от крови лохмотья, в которые обратилась его одежда, одна из девушек, желтая, быстренько подхватила и унесла.

Михаил не заметил на хорошеньком личике и следа брезгливости или испуга. Что, каждый день они вернувшихся с боевых действий встречают?

Зато на самого Павла и желтая и сиреневая бросали такие взоры, что Михаил со вздохом оглядел самого себя, копаясь в предложенных вещах.

«А ведь, казалось бы, не последний я мужик, — подумал он. — Но, конечно, куда мне до Геракла. И шрамы его колоссальные их не отпугивают, шлюшек дрессированных, скорее наоборот».

Себе он выбрал джинсы по размеру, на Павла нашлись широкие брюки достаточной длины и подходящая рубаха с длинными рукавами. Один тезка-Мишка все ковырял кучу. Рядом он выложил «стечкин», и видно было, что, одеваясь, смотрит только на него, готовый в любую секунду прыгнуть, схватить, отразить атаку, путаясь в недонатянутых портках.

— Как ты его сохранил?

— Терминатор ваш не выкинул. К оружию по-хозяйски относится, Арнольд, понимаешь, Шварцнегер.

— Шварценеггер, — машинально поправил Михаил. — У нас он с кличкой Геракл ходил. Не рассказывал он тебе?

— Не. Кто такой? Девочки какие, видели, шеф? Куда нас занесло-то? Мы им по дороге впарили, что так, дружка навещали, вы то есть, а я вроде с вами. На природе отдохнуть.

— Отдохнули.

— Чего уж теперь. Сказанного держаться надо. Облачившись, тезка-Мишка демонстративно засунул пистолет за пояс, длинная рукоять торчала поперек пуза.

— Угомонись ты, никто с тобой воевать здесь не будет. Покушаем, дальше поедем. Перекусить заскочили.

— Перекусить, — бормотнул Мишка. — Как бы нас самих тут… пополам не перекусили. А два патрона у меня еще есть, Паша бережливый.

«А где, кстати, мой «ПМ»? — вдруг вспомнил Михаил о пистолете. — Начисто отрезало. Утопил, не иначе. И вообще все утопил. Документы, все. Опять гол как сокол, готов к употреблению, как полагается». За столом выяснилось, что шумный глоток тезки-Мишки при виде соблазнительных девиц на фоне яств относится скорее к последним. Он работал за троих. Салаты, закуски, горячее — свиные эскалопы и жареные колбаски — улетали, как подброшенные. Улучив промежуток, Мишка налил себе полстакана водки.

— За «Чероки», — коротко глянув на Михаила, сказал он.

— Кстати, — обратился Михаил к Жуку и двум другим, занявшим противоположный край стола. — Машина у нас там осталась. На ней как, крест можно ставить?

— Пока ничего не скажу, — вежливо и обстоятельно, что, кажется, вообще входило в его привычку, ответил Жук. — Насколько я могу судить, там сейчас находятся представители местных правоохранительных органов, мы с ними еще не связывались. Может быть, помимо нас… Но вас обязательно известят о вашей собственности.

— Вон его, — Михаил указал на тезку-Мишку.

— Да чего там, Миха, — высказался вдруг тот. — Чего, Мишань! — Они же с Михаилом теперь были друзья-приятели. — Что там останется после той кодлы и ментов? Резины не останется, не то что чего.