Сначала все шло как обычно. Вару сделался выше, золотая чешуя сжималась, выдавливая жидкую субстанцию, обволакивающую пациента.
Но внезапно все изменилось.
Вару задрожал, издавая ужасные крики, меняющиеся от пронзительного визга до грохочущего рева. Высокие ноты его вопля резанули слух Хэва, и ему на миг показалось, что его мозг пронзен жуткой звуковой волной. Стены и пол театра завибрировали. Хэн почувствовал, что весь дрожит.
Теперь звуки стали напоминать рычание огромного кота, поймавшего добычу.
Просители завыли и, закрыв глаза, стали падать на пол перед алтарем. Пожалуй, во всем театре на ногах остался стоять только один Хэн. Даже Ксаверри опустилась на колени перед Вару.
Золотой алтарь продолжал содрогаться и трястись. Хэн готов был поклясться, что в этой процедуре сеанса было что-то необычное. Вместо того чтобы растекаться, жидкость начала застывать, коконом обволакивая тело ребенка, пока не скрыла его целиком. Вдруг кокон стая сжиматься, как будто хотел задушить его, и наконец лопнул. Светящийся вихрь искр поднялся в воздух. Дым и пламя, закрученные в спираль, стали распространяться по залу. На лице Хэна выступила испарина. Ему было по-настоящему страшно.
Внезапно Вару перестал дрожать, золотая чешуя разгладилась. Иторианский ребенок лежал у его подножия бездыханный. Члены его семьи, держа друг друга эй руки, что-то жалобно кричали, боясь посмотреть в сторону алтаря.
— Мне очень жаль, — сказал Вару. — Очень, очень жаль. Но я не всегда могу получить желаемый результат. Вам надо было раньше обратиться ко мне за помощью. А может быть, ему был отпущен такой срок.
Иторианцы, держась за руки, упали на колени перед алтарем.
— Мы глубоко чтим тебя. Вару, — хором произнесли они. Затем, уже шепотом, повторили: — Глубоко тебя чтим.
— Я обессилен, — сказал Вару. — Мне надо отдохнуть.
Молча поднявшись с колен, иторианцы завернули своего ребенка в одеяло — теперь уже саван — и понесли его сквозь толпу. Все расступались перед ними и присоединялись к процессии, следовавшей из театра.
Хэн прислонился к стене и закрыл глаза. Пот градом струился по его лицу. Он пытался забыть все, что только что видел.
— Пойдем, Соло! — раздался голос Ксаверри.
Он открыл глаза. Понимая его состояние, Ксаверри успокаивающе пожала его руку. Хан не мог вымолвить ни слова, он едва дышал. Ксаверри молча увлекла его за собой.
Так же молча они пересекли двор, затем миновали арку.
Навстречу им бежал Люк, полы его плаща развевались, как крылья. За ним неуклюже несся Трипио.
Люк остановился перед Хэном и схватил его за плечи.
— Что случилось? Ты в порядке?
— Вару… не знаю… Я в порядке, но… — Хэн сделал глубокий выдох, стараясь взять себя в руки.
— Я ощущал какую-то тревогу… Я беспокоился о тебе. — Люк нервно взъерошил волосы. — Что происходит, Хэн? Я ничего не понимаю — знаешь, как будто стою на зыбучем песке и не могу нащупать твердую почву.
— Там умер ребенок, — тихо сказал Хэн. — Ладно, пошли домой.
Не спрашивая больше ни о чем, Люк и Трипио — даже разговорчивый Трипио! — повернулись и молча зашагали рядом с Хэном.
Хэн шел, опустив голову и еле волоча ноги.
Когда они отошли на порядочное расстояние от светящегося здания, Ксаверри вдруг крепко сжала его руку и посмотрела в глаза. Хэн устало попытался отстраниться от нее. Ему больше не хотелось ни о чем думать.
— Теперь ты понимаешь, — спросила Ксаверри, — почему я говорила, что Вару — это не обман? И что он страшно опасен?
— Да, — хриплым голосом ответил Хэн.
Иторианцы доверили своего ребенка Вару. А Вару просто взял и убил его. Убил, да еще потребовал к себе почтения и благодарности.
«Я видел, как Вару убивал ребенка, — подумал Хэн. — И ничего не мог сделать».
Хэну вновь почудился рев удовлетворения, который издал Вару, наслаждаясь безграничной властью над жизнью ребенка.
— Да, — повторил Хэн Соло. — Теперь я понимаю.
Силы быстро возвращались к Риллао. Она сидела на кровати и с аппетитом ела мясо, проделывая ту же процедуру, что и безымянный фирреррео, когда Лепила угощала его ужином, — сначала съедала кусочки мяса, потом выпивала поданный к нему соус. Лелила и Геиахаб сидели рядом с ней и планировали стратегию будущих поисков.
Они вновь настроили приборы на далекое кладбище кораблей, среди которых уже едва заметен был медленно удалявшийся фрейтер со спящими фирреррео на борту.
Риллао задумчиво посмотрела на него.
— Лелила, — сказала она. — Когда вы обнаружили меня, вы не нашли там… еще кое-что странное?
— Кроме паутины, опутавшей твое тело? Кроме спящих в стеклянных гробах людей? Что же еще?
— Что-то вроде небольшой машинки, которая может уместиться у тебя в руке. Может быть, она лежала на столе. Или упала на пол.
— Нет, не видела. А что это такое?
— Да ничего особенного, — сказала Риллао. — Неважно.
Она опять взглянула на дисплей. Фрейтер со спящими фирреррео потихоньку набирал скорость. Торопиться ему было некуда — впереди был долгий медленный полет в неизвестность.
— Что ты будешь делать, когда найдешь своего сына? — спросила Лелила. — Куда вы отправитесь потом?
— Не знаю. Я об этом не думаю. Сначала надо найти его. Лелила встала.
— Куда ты? — спросила Риллао. — Надо вернуться к тем кораблям, разбудить, людей и спросить — может быть, они что-нибудь знают, — ответила Лепила. — И сказать, что они свободны.
— Напрасно потеряем время.
— Освободить их-это напрасно потерять время?
— Да. Они ничего не знают о тех, кто их похитил. Они никому не поверят. Если ты освободишь их сейчас, тебе придется помочь им вернуться к нормальной жизни, а на это потребуется много дней.
— Так неужели бросить их здесь на произвол судьбы? — сказала Лелила и, спохватившись, что слишком много на себя берет, добавила: — Я просто скажу, что они свободны, вот и все. А дальше пусть они сами решают свою судьбу.
— Они не в том состоянии, чтобы самим что-то решать. Они не будут даже в состоянии поблагодарить тебя за избавление из. плена, — печально сказала Риллао. — Они изгнанники, утратившие свои корни и не имеющие надежд на возрождение их цивилизации. Им надо помочь. И ты всегда сможешь вернуться и сделать это. Но не сейчас.
— Почему ты так уверена, что никто из них не знает хоть что-нибудь о тех, кого мы преследуем? — Садись, и я расскажу тебе.
Лелила неохотно села на стул. Ее нервы были напряжены до предела. Она боялась выдать себя и изо всех сил старалась выглядеть спокойной — ведь у Лелилы-охотника нет никаких причин волноваться!
Риллао закрыла глаза и глубоко вздохнула. Видимо, ей было нелегко начать свой рассказ.
