ты можешь пригодиться, шалашовка? Посуду мыть, бельё стирать умеешь? — тут же вылезла пикси. — Да прикройся ты, чучундра голожопая!
— Чопля! — окрикнул я свою служанку. — Хорош свои обязанности перекладывать на других! Мы не будем брать эту девушку себе.
— Да я чего? Я бы может её ещё куда пристроила? Может к Оксане? — невинно захлопала глазками пикси.
— Нет, она преступница и должна понести наказание, — отрезал я. — Какой бы красивой она не была, она…
— И-и-и-их! — взвизгнула девица, после чего засандалила Савелию пяткой в лоб и метнулась к окну.
Моя скорость оказалась недостаточной для того, чтобы схватить девицу. Красотка ракетой ударила в окно, отчего пластиковые створки не выдержали и поддались напору. С каскадом звенящих и сверкающих бриллиантами осколков девушка полетела вниз.
Сказать по правде, я не очень-то и спешил. Всё-таки слишком хороша была деваха, чтобы отдавать её полиции. Если она бросилась в окно, то явно вовсе не для того, чтобы разбиться, упав с седьмого этажа.
Она не была похожа на самоубийцу. Она была похожа на расчетливую стерву, которая могла потом как-нибудь пригодиться. С чего я это решил? Ну не зря же она возбудила Савелия, а потом его расслабила. В моих руках этого бы не произошло. Значит, на лицо точный расчет и этот расчет оправдался.
Поэтому я и дал ей уйти. Правда, подскочил к окну, чтобы увидеть результат падения.
Седьмой этаж оказался для красотки небольшим затруднением. Она приземлилась на асфальт, по-кошачьи изогнувшись в воздухе. Правда, упала не на четыре лапы, а на две ноги, так как руки Савелий всё-таки успел связать. Но стоило подошвам коснуться асфальта, как красотка тут же кинулась прочь.
Секунду спустя на это место упали осколки. Мда, всё правильно: не хочешь пораниться — делай ноги. Она их и сделала, только пятки засверкали. Так голожопой и скрылась за поворотом под улюлюканье проходящих мимо троицы хоббитов.
— Ого, даже не обернулась, — пискнула пикси, выглядывая из-за моего плеча. — Кто же это был?
— Сдается мне, что мы это ещё узнаем, — хмыкнул я и дал Чопле легкого щелчка по носу. — Вызвала полицию?
— Да, обещались подъехать.
— Ну что же, тогда ждем ребят в форме. Сдадим этих рогатых, напишем гору бумажек и получим благодарственное похлопывание по плечу. Весьма заманчивое предложение. Савелий, ты бы штаны одел, — подмигнул я другу.
Он спохватился, начал судорожно искать сброшенные в порыве страсти брюки.
Вскоре приехали полицейские. К этому времени тифлинги уже очухались и бешено зыркали по сторонам. Как я и предполагал — Люцис не поблагодарил меня за излечение. Пусть одно ухо пострадало по моей вине, но второе-то не я отстрелил! Мог бы и спасибо сказать.
Мы рассказали всё как было. Полицейские фурри по запаху определили, что и как было. Мы не до конца были правдивы и соврали, что сексуальный акт произошел до нападения тифлингов. Надо сказать, что прибывшие фурри были из разряда леопардовых. Вот прибудь они чуть раньше — красотка могла бы и не убежать.
А так… Тифлингов отвели в дежурную машину, мы же проехали следом. В отделении нас встретил полицейский фурри из разряда львиных. Он вежливо нас опросил. С наших слов всё записали, мы подписали подсунутую бумажку и отправились домой.
Пока Макар вместе с пикси готовили ужин, мы вышли с Савелием на балкон. Подышать вечерним воздухом и обменяться впечатлениями.
— Мда, бывают же в жизни приключения, — вздохнул Савелий.
— Бывают, — кивнул я в ответ. — Неужели ты и в самом деле никакого развода не почувствовал?
— Честно? Никакого, — покачал он головой. — На меня как будто напало какое-то наваждение, и я думал только о том, как оказаться между её ножек.
— Ну, ты и оказался там, — хохотнул я в ответ. — Я вообще был удивлен, что ты так поступил.
— Да как-то… как-то само вышло, — потупился Савелий.
— Ага, сначала вышло, а потом зашло, — хлопнул я его по плечу. — Да ладно, чего ты куксишься? Я и сам бы на такую запал.
— Эдгарт, я… я должен поблагодарить тебя за всё. И за то, что зародил искру в той забегаловке и потом… когда сказал, что мой род никого не боится.
— Да за что благодарить-то? — я сделал вид, что не понимаю.
— За всё, — Савелий взглянул мне в глаза. — Я испугался в первый раз и едва не обосрался во второй. А ты… После твоих слов в моей груди как будто разорвалась петарда. Я вдруг понял, что не боюсь! Что если я сдохну сейчас, то умру не тварью дрожащей, а тем, кто право имеет! Право жить и никого не бояться!
— Ладно-ладно, чего ты раздухарился-то?
— Знаешь, может быть после этого я и забрался на ту красотку. Решил брать от жизни всё. И… И мне это чертовски понравилось. Спасибо тебе, Эдгарт, ты вообще монстр мотивации!
— Да ну, — отмахнулся я. — Это внутри тебя таилось, а ты, когда кинулся на выручку, сломал все преграды и выпустил храбрость наружу.
— Всё равно я твой должник, Эдгарт, — пожал мне руку Савелий. — И если тебе что-нибудь нужно, то только скажи.
Я улыбнулся в ответ:
— Тогда ловлю тебя на слове! Мне тут доклад о друидах задали…
Савелий уставился на меня удивленно:
— Вот ты жук…
— А чего? Я тебя за язык не тянул, — ухмыльнулся я в ответ.
— Будет тебе доклад, — расхохотался Савелий и хлопнул меня по плечу. — Будет, жучара языкастая!
Ночью пикси куда-то умчалась. То ли в бар, то ли на танцы. Я же завалился спать пораньше, чтобы сгладить влияние эликсиров. Проснулся среди ночи оттого, что на меня кто-то пялился.
Если уничтожаешь всяких монстров, то всегда будь готов, что какие-либо монстры могут нагрянуть в гости. Причем завалятся тогда, когда их совсем не ждешь. Ну да, стол не накрыт, приборы не расставлены, пирог не порезан.
Вот и сейчас — я не открывал глаза, но чувствовал чужой взгляд. Причем этот взгляд шел не от пикси. Это было чужое, неприятное и весьма холодное созерцание. Как будто в комнате засел Дедушка Мороз, а я ему задолжал и не отдавал всё лето.
Тихо сжал под подушкой рукоятку серебряного кинжала. Если мой неизвестный посетитель дернется, то…
— Не надо, ведьмак, — прозвучал в комнате грубый бас.
Этот бас прозвучал так неожиданно, что я невольно дернул рукой. Нервы, знаете ли…
Раздался свист, после тупой звук. Такой звук бывает, когда острое лезвие втыкается в деревянную преграду.
— Ну я же говорил, что не надо, — снова послышался тоже бас. — Вот и стул испортил… Хороший стул, крепкий.
На этот раз бас звучал обиженно, словно он был недоволен тем, что я ему не поверил. Я быстро открыл глаза и несколько раз моргнул, чтобы привыкнуть к темноте.
Фонарный свет, проникающий через окно, обрисовал мне сидящего на стуле здоровенного мужика. Одет в обычную олимпийку с полосами и надписью «Onadast». Из ворота олимпийки выглядывает белесая майка-алкоголичка. На ногах треники с лампасами в три полоски и китайские шлепки на стильных носках.
И этот мужик был полупрозрачным!
Из его груди торчал мой серебряный кинжал, который, по всей видимости, не причинял призраку никакого неудобства.
Бородатая харя мужика была мне чем-то знакома. Он шмыгнул носом, как будто у призраков бывает насморк, и я вспомнил!
Это же тот самый призрак, который помог мне увернуться от пули.
Приперся за вознаграждением?
— Не стоит будить человека посреди ночи! — буркнул я. — До утра не мог дождаться?
— Днем я стесняюся, — пробасил призрак. — Меня же народ может увидеть. Зовут меня Кузьма Силантьев, сам я из деревеньки Клещуха, что на Урале…
— Слышь, Кузьма, какой народ? Кого ты лечишь, призрак? Тебя только видят те, кому ты хочешь показаться!
— А я много кому хотел бы показаться, — вздохнул призрак.
— И на хрена?
— Чтобы спеть!
— Спеть?
— Ну да, я при жизни всегда мечтал о том, чтобы петь для людей. У меня глубокий бас, он создан для того, чтобы нести радость людям. Всегда мечтал петь на публике, но… всегда стеснялся. А без этого я не могу уйти…
Стеснительный призрак, который всегда мечтал петь. Не хватало мне ещё призрака с комплексами.
— И ты приперся среди ночи для того, чтобы рассказать мне об этом? Ну что же, я выслушал. Иди в баню.
Призрак вздохнул и сказал:
— Ты должен мне помочь.
Вот этого я и ждал. Значит, всё-таки приперся за наградой. Но мне почему-то было влом куда-то тащиться и что-то там делать. Нет, я не ленивый, я просто прокрастинатор. Да-да, я всегда так отмазываюсь перед совестью. Совесть глупая и не знает новомодных словечек, поэтому замолкает, думая, что это какая-то редкая болезнь.
