В результате этой политической и социальной мешанины, впервые месяцы существования нового немецкого порядка, советский народ, оказавшийся на оккупированных территориях, был в некоторой степени этими обстоятельствами дезориентирован. Люди попали в трагическую ситуацию, они не знали, кому верить, душа и сердце народа болело за державу, но государство и армия в те трагические месяцы лета 1941 года не могло должным образом защитить свой народ!
В самые первые месяцы войны народ на оккупированных территориях попросту не знал, какую именно власть ему следует поддерживать, он не совсем доверял ни коммунистам, которые их будто бы бросили на съедение немцам, ни самим немцам, которые на первых шагах пытались "дружить" с русскими крестьянами. Поэтому простые крестьяне на оккупированных территориях не очень-то охотно встречали, они попросту боялись, снабжать продуктами питания ту или иную противоборствующую сторону. Появившаяся полиция, якобы защищая жителей своего села или деревни, взашей гнали из деревень и сел окруженцев или бродячие группы красноармейцев. Но спустя рукава та же полиция посматривала на одиночных красноармейцев, примаков, которые за хлеб и кров работали и жили у вдовых крестьянок.
Может быть, именно поэтому старосты и полицейские начали отслеживать деяния и внешние сношения подозрительных жителей своих деревень и сел. Преследовали тех жителей, которые, по мнению полицаев, были неблагонадежными или опасными по политическим взглядам людьми. Эти люди могли бродячих красноармейцев и окруженцев снабжать продуктами питания. Деревенская полиция устраивала облавы, хватала, арестовывала тех люди, кто кормил окруженцев. Если полиция могла, то она арестовывала и самих окруженцев, чтобы арестованных красноармейцев, а также своих неблагонадежных жителей передавать в руки немецкой криминальной полиции на расправу. Такие действия сельской полиции и немецкой криминальной полиции стали началом общего террора по отношению русского, украинского и белорусского населения оккупированных территорий.
За Логойском прекратилась сфера влияние великого семейства Кувалдиных, что мгновенно сказалось и на объемах поставок продуктов из сел и деревень на прокорм танкового экипажа и десантников. Проще было бы сказать, что поставка продуктов питания после Логойска полностью прекратилась. Тогда командир танка, Прохор Ломакин, начал подумывать о переводе питания членов экипажа танка и десантников на подножный пропитание, прокорм. Правда, под этим подножным кормом Прошка подразумевал, переход кормления всех членов танкового экипажа на солдатские пайки рационы немецкого вермахта. Эти пайки экипажем КВ были захвачены практически в неограниченном количестве в литовском городке Укмерге.
Экипаж танка и десантники снова перешли на двухразовое питание, утром - завтрак, а обед совместно с ужином - вечером. Мишка пока еще успевал к вечеру разыскивать кое-какой дополнительный и подножный продукт. То мешок картошки с колхозного поля накопает, то творога и молока с бывшей колхозной молочной фермы утащит, чтобы вечерком соорудить или приготовить что-нибудь весомое и лакомое для своих друзей. В готовке ужина младшему Кувалдину охотно помогали Сергей и Николай, они стали как бы техническими исполнителями замыслов или рецептов великого кулинара, Михаила Кувалдина. Эти красноармейцы искали и приносили воду из рек и ручьев, в лесу собирали хворост, сухой валежник для костра.
Об этом и о многих других бытовых делах размышлял Прошка, удобно разлегшись на орудийной башне танка, в ожидании, когда будет готов ужин. Он уже давно решил, что танк долго в пригородах Борисова задерживаться не будет, а завтра же с утра они уйдут в трехдневный марш бросок до Смоленска, до которого оставались какие-то там 250 километров пути. Но сейчас его беспокоили и тревожили две проблемы: организация калорийного питания семи членов танкового экипажа, а также то, что количество снарядов и патронов убывало с каждым километром пути к фронту с геометрической прогрессией. На прорыв линии фронта ему все же хотелось, что экипаж танка пошел бы с полным боезапасом для танкового орудия и пулеметов.
Уже сидя с котелком в руках и неторопливо ложкой из немецкого котелка поедая картофельный суп, высшее произведение кулинарного искусства Мишки Кувалдина, Прохор неторопливо рассказывал ребятам о том, как они будут проводить три следующих дня своей жизни. Завершив рассказ, он внимательно осмотрел лица своих подчиненных, и их молчание воспринял, как знак согласия. Затем он также неторопливо рассказал о двух проблемах, которые им было бы желательно решить сегодня ночью или, в крайнем случае, завтра утром - найти продукты и снаряды.
Неожиданно для всех членов экипажа вдруг заговорил туркмен Айболек Амангельды, который, как позднее выяснилось, оказался вовсе не туркменом, а таджиком. Но не в этом было дело, а несколько в другом. Срочную службу в армии Болек проходил именно под Борисовым, служил вечным часовым одного подземного склада арсенала, который находился в пяти километрах от селения Малое Стахава. К сожалению, Болек не знает, где находится это селение, как до него добираться, так как из городских казарм их туда доставляли на грузовике, кузов которого был всегда закрыт тентом.
Прошка тут же посоветовался со своим планшетником, и тот подтвердил факт того, что под белорусским Борисовым находятся два селения Стахава, Новое и Старое. Сейчас от места их бивака до Нового Стахава было всего двадцать километров, но танку до этого селения Нового Стахава дорога, пригодная для их танка проходила едва ли не в пределах города Борисова.
На всякий пожарный случай, Прошка запросил планшетник, не имеется ли в Новом Стахава какого-либо арсенала-склада. Планшетник помедлил, а затем ответил, что сейчас он не имеет выхода на всемирную информсеть, поэтому не обладает достаточной информацией по данному вопросу. Но, если судить по сохранившейся в его оперативной памяти информации, то в том случае, если бы такой склад и существовал, то он мог бы располагаться примерно в таком месте, и планшетник выдал координаты этого секретного места.
Где-то в районе трех часов ночи они сумели-таки никем не замеченными подобраться к предполагаемому месту нахождения склада арсенала. В течение полутора часов экипаж облазил все возможные подступы к этому складу, но так ничего и не обнаружил. Далеко-далеко первыми солнечными лучами заискрилась линия горизонта. Болек все это время провел в какой-то тупой неподвижности. Он сидел на пеньке с закрытыми глазами, из стороны в сторону мотал своей головой, каждые пять минут повторяя:
