— Вы слишком проницательны, сэр Ричард.
Пока мы беседуем таким образом, Андрей молчит и задумчиво смотрит на Степлтона. Я догадываюсь, о чем он думает. Наконец Андрей все с тем же меланхолическим видом принимается царапать ножом серебряное блюдо. Он переставляет блюдо так, что я могу увидеть нацарапанное: 0. Тогда я решаюсь.
— Хорошо, сэр Ричард, мы с графом обсудим ваше предложение и скорее всего примем его. Ответ мы дадим вам, — я смотрю на Андрея, тот кивает, — завтра, после обедни.
— Я очень рад, сэр Джордж, что вы не отвергли моего предложения. Осмелюсь ли просить вас еще об одном?
— Слушаю вас.
— Не составите ли вы мне протекцию для поступления в императорскую гвардию? Все равно в какой полк, но хотелось бы служить под вашей командой.
— Посмотрим, как вы покажете себя в деле, — усмехаюсь я и наполняю кубки.
В этот момент к нам подходят артисты, за которых мы только что заступились. Молодой человек кланяется и взволнованно говорит:
— Прошу прощения, господа, что прерываю вашу беседу, но я не могу не выразить вам нашу признательность.
— Не стоит благодарности, — отвечаю я, — мы сделали то, что должен был сделать любой порядочный человек. Но кто такой этот монах и почему он вас преследует?
— Это брат Реми, член священного трибунала инквизиции Мленского округа. Три месяца назад ему приглянулась Клеманс, и он предложил ей свое покровительство, разумеется, на определенных условиях.
При этих словах девушка становится краснее своего платья и смущенно опускает глаза.
— А когда она отвергла его домогательства, — продолжает артист, — он задался целью засадить ее за решетку или по крайней мере изгнать из города. На днях он прицепился к строчкам из песни, в которой возлюбленная сравнивается с Мадонной. Он обвинил нас в святотатстве. И сегодня, если бы не вы, он отправил бы нас в трибунал инквизиции.
— Брат Реми, говорите? — спрашивает де Легар. — Хорошо, я займусь этим братом.
Молодой человек кланяется, а Клеманс приседает в реверансе.
— Не знаем, как и благодарить вас.
— А вы спойте для нас что-нибудь, — предлагаю я.
Артисты переглядываются, Клеманс улыбается, кивает партнеру, и они негромким дуэтом поют песню о влюбленном, который, уезжая далеко и надолго, никак не может написать своей любимой самое главное. Всю ночь горит свеча на его столе. Вот уже светает, а влюбленный все никак не находит нужных слов. Догорает свеча, и вместе с воском тает надежда влюбленного.
Мы с Андреем смотрим друг на друга. Этот сонет написали вместе Саусверк и де Легар. Андрей спрашивает:
— А вы знаете, кто автор этих строк?
— Конечно, — отвечает девушка, — потому мы и спели вам именно этот романс.
— Вы хотели расплатиться с нами этой песней, но получается, что мы остаемся у вас в долгу. Я никогда не слышал, чтобы этот сонет исполнялся так красиво.
С этими словами я достаю кошелек и отдаю его Клеманс.
— Что вы, граф! — испуганно говорит она, взвешивая его на ладони. — Это слишком большая плата для бедных артистов.
— Берите, берите. Это еще слишком скупая плата за ваше высокое искусство!
Артисты еще раз кланяются и оставляют нас. Андрей шепчет мне по-русски:
— Однако широкий жест, граф. А кто будет платить за ужин? Я?
— Не будь скрягой, — отвечаю я также шепотом, но уже по-французски, — тем более что платить будешь не ты, а де Легар.
Наша беседа с сэром Ричардом завершается ближе к полуночи. Когда я подхожу к своей комнате, меня останавливает слуга.
— Ваша милость, один человек желает с вами встретиться.
— Кто он?
— Этого он мне не сказал, сказал только, что встреча будет для вас полезной.
Я задумываюсь. Что бы это могло быть? Кто это здесь захотел со мною встретиться?
— Хорошо, — соглашаюсь я, — когда и где?
— В одном квартале отсюда есть церковь святой Женевьевы. Сейчас в ней начнется ночная служба. Будьте там. В конце службы к вам подойдет человек, который меня послал.
— Еще что?
— Он просил передать, что вам ничто не угрожает и чтобы вы приходили один.
— Хорошо, я приду.
Отпускаю слугу, дав ему монету, и сразу прохожу в номер де Сен-Реми. Мы договариваемся с ним, что он устроит засаду неподалеку о церкви, перед тем как я пойду туда.
У себя в номере я просчитываю варианты. Определитель оказывается равным нулю. Запрос Монастыря тоже ничего не дает, они не засекли ничего подозрительного. Чтобы не сразу выдать себя, я меняю голубой плащ мушкетера и синий берет на серый плащ и черную шляпу. Револьвер засовываю за пояс, а кольчугу решаю не снимать. Береженого и Время бережет.
В церкви не так уж мало народу. Я прохожу вдоль стены, чтобы получше разглядеть присутствующих. Мне показалось, что среди них мелькнуло знакомое лицо, но тот, на которого падает мой взгляд, быстро отворачивается, и я не могу разглядеть его как следует. Служба заканчивается, прихожане начинают расходиться. Я стою, прислонившись к стене, и жду.
— Граф Саусверк, — слышу я голос справа. Это звучит не как вопрос, а как утверждение. Смотрю направо.
— Барон де Ривак!
— Ты допустил тактическую ошибку, Андрэ, — слышу я голос Магистра.
— Я уже сам это понял, но сделанного не воротишь. К тому же он сам выдал себя: откуда он меня знает? Будем играть в открытую, кошки-мышки кончились.
— Валяй, — мрачно отвечает Магистр.
Примерно полминуты де Ривак молчит, потом спрашивает:
— А откуда вы меня знаете, граф?
— А откуда вы меня знаете, барон? Ведь мы с вами еще не имели чести встречаться. Службу в гвардии его высокопреосвященства вы оставили за полгода до того, как я поступил в Серебряный полк.
— Но весь город гудит от того, что сюда прибыл сам лейтенант Саусверк.
— И вы решили, будто он такой дурак, что прибежит сюда по первому вашему зову? Нет, барон, зная, что вы никогда с ним не встречались, лейтенант Саусверк отправил бы на встречу с вами своего сержанта, а сам устроил бы засаду.
Де Ривак озадаченно молчит, потом спрашивает еще раз:
— Но как же все-таки вы меня узнали?
— Согласитесь, что такой же вопрос с полным правом могу задать и я.
Де Ривак снова замолкает. Его правая рука ложится на эфесе шпаги, он напрягается.
— Этому может быть только одно объяснение!
— Вы удивительно догадливы!
В свои слова я вливаю как можно больше яду. При этом нащупываю рукоятку револьвера и взвожу курок.
— На вашем месте, барон, я бы оставил шпагу в покое. Давайте придерживаться правил этой эпохи. Где ваше слово дворянина? Хотя, да! Вы же давали его графу Саусверку, а не мне. Тогда возьмите в соображение другой резон. Дуэль в церкви, вы убиты, а наутро я распространяю слух, что это я убил барона де Ривака, когда он пытался ограбить церковь святой Женевьевы. Интересно, как это понравится епископу Маринелло? Как бы то ни было, это сослужит ему хорошую службу, он будет вам весьма благодарен! Ну, и последнее, барон: махать шпагами в тесном церковном помещении, попутно крушить утварь…
