— Ну Нинель, — заглядывая ей в лицо, сказала Магнолия, — он же только один. Неужто, если мы вмешаемся, не сможем помочь той бедной девушке? Ведь вполне сможем. Чего уж ты так испугалась?
— Кому это мы поможем? — невесело усмехаясь, проронила Нинель. — Той бедной девушке? Той бедняжке уже не поможешь…
— Да ты что! Ты думаешь, этот злодей убил ее? Она жива! Я слышала ее стон! Давай нырять скорей!
— Стон! — опять хмыкнула Нинель. — Стоны бывают разные. Я таких стонов знаешь сколько наслушалась? О-о… Вот так ныряешь по ночам туда-сюда и время от времени нарываешься на такие стоны. А то и днем иногда бывает… Как им только не надоедает…
— Ты думаешь, там была не драка? — осторожно спросила Магнолия.
— Да какая уж драка в постели… Ты что, таких постельных драк по видику не насмотрелась?
— Ты имеешь в виду это… сексуальные отношения?
— Ага. Отношения. У нас на нашей даче воспитательница одна была — так она эти отношения постоянно по видику смотрела.
— Нет, нам Юрок такого не показывал. Чуть что начнется — сразу выключал. Покраснеет — и выключит. Извини, что я на тебя налетела — ты ж знаешь, я в темноте не вижу так хорошо, как вы…
— Наплюй и забудь. Сейчас я соображу, в какую сторону рулить, и отправимся…
Но вот чего Магнолия никак понять не могла — так это странной грусти в ее голосе.
Они вынырнули и замерли посреди полутемного гулкого холла.
— Мазила! — запальчиво стукнула себе кулачком по ладошке Нинель. — Проскочили немного! Сейчас сделаем, как надо.
— Подожди-ка! — попросила Магнолия, дернув ее за рукав. — Подожди — это же театр!
— Театр. Ну и чего? — не поняла Нинель.
— Ну как! Мы ж в театр попали! Я никогда еще не была в театре. Двери за шторками — там, наверно, представление идет… Спектакль какой-нибудь… Давай заглянем? А? Одним глазком! А потом уж нырнем. Доктора ведь все равно нет — давай!
— Ну, давай, — неуверенно согласилась Нинель. И чего б ей не согласиться — она и сама ведь никогда еще не бывала в театре.
И они подошли, вернее, подкрались, к заветной двери в зрительный зал. Заранее шеи вытянули, заглядывая через щелку…
Со стороны это выглядело, наверно, довольно забавно. Смеяться вот только было некому. Масса людей, заполнившая ряды кресел, не отвлеклась на такую мелочь, как две девчушки, выглядывающие из ниши двери. Внимание людей было целиком поглощено происходящим на ярко-желтом пятне сцены.
Магнолия прищурилась, тоже вглядываясь. Да вроде ничего такого уж особенного в пространстве между кулисами не наблюдалось. Она, во всяком случае, с таким уж истовым вниманием глядеть не стала. Обстановочка на сцене самая что ни на есть обыденная: пара канцелярских столов, штук несколько стульев там и сям, сзади — довольно грубыми мазками нарисованный некий усредненно-обычный книжный шкаф. А играют-то актеры, играют! Ни в одном фильме Магнолия не видела такой откровенно фальшивой игры.
Актеров было на сцене всего двое. Один надрывно изображал страшную озабоченность — вскакивал, хватался за голову, топоча перебегал сцену из конца в конец, крича при этом: «Осваивая изделие такими низкими темпами, мы не выполним в срок госзаказа!!» Второй актер, напротив, изображал величественную невозмутимость — нарочито замедленно поводил головой, не выпуская изо рта трубки, бормотал через неаккуратно наклеенные усы, смешно коверкая слова: «Думат нада, товарищ Сидорович, рэшать вопрос энергично, а ви в кабинэте своем засиделись…»
Но вот его реплика подошла к концу — и оба актера враз замолчали и замерли, как бы выжидая чего-то. И их ожидания сбылись. На сцену выбежал третий актер. Лицо его было художественно испачкано то ли сажей, то ли черной краской, волосы взъерошены, две верхние пуговицы на рубашке расстегнуты. Он пронесся к середине сцены, театрально раскинул руки и, обращаясь непосредственно к залу, торжественно провозгласил:
— В цеху вспыхнул пожар. Срочно вызывайте пожарную бригаду во главе с Николаем Сергеевичем Калюжным!
И произошло неожиданное. Зрительный зал встал. Все сиденья одновременно протарахтели зрители поднялись как по команде, и благоговейная тишина повисла в пространстве театра.
По всей видимости, это был апофеоз спектакля. Та минута, ради которой, может быть, все театральное действо и затевалось.
Девочки удивленно посматривали по сторонам. И те, что на сцене, и те, что в зале, — все будто играли в «замри». Но только торжественно, благоговейно.
«Позор!» — вдруг раздалось с галерки. И еще какие-то крики — вроде: «Фашизм не пройдет!» Стоящий навытяжку партер недовольно поднял подбородки, оглядываясь в сторону источника звука. Но крики уже стали совсем неразборчивы, потонули в шуме борьбе, наверху несколько тел со стуком повалилось на пол. Стоящие заговорили между собой вполголоса, зыркая злобными взглядами. Один такой взгляд достался и выглядывающим из темной ниши девочкам.
— Ой! — прошептала Нинель, отодвигаясь к двери. — О-ей!
В следующую секунду она схватила Магнолию за голое плечо и — хлоп! — переводили дух они уже среди ночной темноты на каком-то свежевспаханном поле. Незрячие после электрического света. И луна медленно выползала из-за облака.
— Что это было? — спросила Магнолия озадаченно.
— Не знаю, что это было! — раздраженно бросила Нинель. — Театр твой, вот что! Только время зря потеряли!
— Нет-нет, — сосредоточенно возразила Магнолия, — это больше было похоже на какую-то манифестацию. Только подпольную. Под видом театра.
Она покачала головой — и вдруг встрепенулась:
— Слушай, они же говорили о Калюжном! О Николае Сергеевиче!
— Да брось, — отмахнулась Нинель. — Там было про какого-то пожарника…
— Ты не поняла! — горячо возразила Магнолия. — В тексте пьесы, может, и был пожарник с такой фамилией и именем-отчеством, но театр специально поставил эту пьесу, чтоб его имя звучало легально. Ты заметила — они все встали сразу! Типа почтили минутой молчания! Это же было замаскированное собрание его сторонников!
— Калюжный мертв! — жестко сказала Нинель. А потом взяла ладонь Магнолии, умоляюще прижала к своей груди. — Мага, милая, ну нам-то какая разница, что это было! Какое нам дело до всех этих людишек?! У нас своих проблем — во!
— Как же ты не понимаешь! — изумилась Магнолия. — Раз они — сторонники Калюжного, значит, и Любомудрого тоже! Ведь если Любомудрый призовет их под свои знамена, то нам же с ними воевать придется!
— С Доктором об этом говори, — безразлично буркнула Нинель. — Он стратег, он политик. А я людишек этих не боюсь — еще чего! Решим воевать — буду. Не решим — и не надо. Держись, поехали!
