— Здесь я знаю, что нам лучше всего делать. Ты должен научиться меня слушаться. Как бы ты без меня проник внутрь периметра базы? Но дальше будет еще опаснее. Ты должен примириться с моими командами. Более того, чем дольше мы будем спорить, тем больше вероятность, что нас накроют здесь и сейчас. Наше счастье, что сюда еще никто не заглянул. Ты прошел через ноздри этого зверя, но без меня ты не выживешь, чтобы спасти ее, пока ее сердце бьется. “Возможно, он прав, — подумал Энакин. — Самолюбие — не черта джедая”. Рапуунг своими словами колол его самолюбие, а он извивался, как лекку тви’лека. Ему даже показалось, что он слышит укоризненные голоса Джейсена и дяди Люка.
— Извиняюсь, — сказал Энакин. — Ты прав. Что мы будем делать дальше?
Рапуунг коротко кивнул:
— Дальше мы сделаем из тебя раба.
***
Энакин думал, что уже прошел через некоторые неприятности, но он оказался абсолютно не готов к этому новому испытанию. Он должен был позволить Вуа Рапуунгу имплантатировать ему коралловый нарост. Имплантат выглядел в точности как те противные, покрытые язвами наросты, которые джедай видел на бессчетном количестве йуужань-вонгских рабов. Он видел и чувствовал, как из-за этой заразы разумные существа теряли рассудок, истончались и исчезали в Силе, становясь бессмысленными марионетками йуужань-вонгов.
— Он не настоящий, — сказал Вуа Рапуунг, — Но ты должен вести себя так, будто он настоящий. Ты должен выполнять определенные команды. “Откуда ты знаешь, что это не обман? — кричал Энакину его здравый смысл. — Откуда ты знаешь, что все это от начала до конца не было единым планом, заставившим тебя примаршировать на базу формовщиков и добровольно сдаться с потрохами?” У него опять возникло ощущение, будто глаза его ослепли, язык отрезан, а нервы пальцев онемели. Не было абсолютно никакого способа узнать, о чем думает Вуа Рапуунг.
Но почему-то было непохоже, что изуродованный воин таким образом доигрывает искусно составленную шараду.
— Значит, я должен вести себя как бессмысленный болван?
— Нет. Мы уже не прививаем эту форму ограничителя большинству рабочих невольников. Выяснилось, что он слишком изнуряет их. Какая польза от раба, который умирает или становится слабоумным? Имплантат всего лишь гарантирует, что тебя можно при необходимости приструнить. Если почувствуешь зуд, симулируй боль и паралич. Если будет действительно больно, симулируй смерть.
— Понял.
Так что Энакин позволил йуужань-вонгскому воину воткнуть эту штуку в свое тело, стараясь не морщиться, когда она укоренялась. Он сконцентрировался на распознании первого же признака — любого признака — того, что его воля ушла от него.
Когда Рапуунг закончил свое дело, Энакин чувствовал себя изнасилованным, как будто его тело превратилось во что-то омерзительное, но все же чувствовал, что контролирует себя. Пока что.
— Где можно спрятать мой световой меч? — спросил Энакин. Рапуунг еще в джунглях заставил его выбросить одежду и снаряжение. Сломанное оружие было единственным имуществом, которое у него осталось.
— Он неисправен.
— Я знаю. Где можно его спрятать?
Рапуунг на миг заколебался.
— Здесь, — сказал он. — В дальнем углу водосборника. Его никто не заметит в органическом материале дна.
Энакин с неохотой последовал совету Рапуунга. Было больно смотреть, как световой меч, который он сделал своими руками, погружается в воду. Но с мечом его бы сразу схватили, и все.
***
Через несколько минут Энакин оказался в окружении йуужань-вонгов — их здесь были сотни. Они с Рапуунгом покинули большое строение через тот самый проход, через который туда заплыла живая лодка, и пошли вдоль набережной, проложенной параллельно каналу. Последний, как заметил Энакин, изгибался в сторону реки.
Между рекой и комплексами-дамютеками располагались трущобы — те самые, которые Энакин видел с горной гряды. В отличие от аккуратных строений, жилища эти были разбросаны как попало — группа органических куполов и полых цилиндров, испещренных отверстиями. В большей части домиков на вид едва хватало места, чтобы спать, и Энакин не видел, чтобы много народа входило или выходило оттуда. Большинство здешних йуужань-вонгов внешне походили на рыбака, убитого Рапуунгом. У них было мало шрамов или не было совсем. Некоторые отличались уродливыми и гноящимися рубцами, как у Вуа Рапуунга, и на всех были такие же набедренные повязки, что носил Рапуунг, а теперь надел и Энакин.
Конечно, это была никакая не повязка, а что-то живое. Если оторвать ее от бедер, она потихоньку прикрекрялась обратно.
Кроме того, в ухе у Энакина был спрятан тизовирм, и речь окружающих долетала до него, как короткие проблески. Но почти никто не разговаривал. Все молча шли по своим делам, изредка вступая в зрительный контакт.
Энакин также обратил внимание, что он здесь не единственный человек. Людей было тоже изрядное количество, на теле каждого виднелся коралловый имплантат-ограничитель. Выражение их лиц было ему хорошо знакомо; оно колебалось от полной безысходности до простой жалости к себе. Время от времени Энакин замечал у кого-то в глазах огоньки, означавшие, что он или она все еще надеется на спасение. Как и йуужань-вонги, никто не удостоил его более чем коротким взглядом.
— Ты! — закричал голос сзади. Рапуунг обернулся, а Энакин сделал то же самое медленно и неуклюже, стараясь сохранять на лице такое же выражение, как у виденных им людей.
Окликнувший их йуужань-вонг оказался воином — первым воином, которого Энакин здесь увидел. Сохранять спокойствие стоило больших усилий: до сих пор стоять так близко к воину означало биться с ним насмерть. Смертельных поединков в жизни Энакина было более чем достаточно.
Воин вздрогнул, увиде лицо Рапуунга, и на миг показалось, что он сейчас поклонится. Затем его глаза превратились в обсидиан.
— Это ты. Мне сказали у ворот, что ты вернулся.
— Я вернулся, — подтвердил Рапуунг.
— Многие думали, что ты бежал от своего позора. Многие были рады, что больше не придется на тебя смотреть.
— Боги знают, что позора нет на мне, — ответил Рапуунг.
— Твоя плоть говорит об обратном, — возразил воин.
— Что ж, значит, это так, — сказал Рапуунг. — У тебя есть для меня распоряжения?
— Нет. Какое задание тебе дал твой исполнитель?
— Я как раз иду к нему за распоряжениями.
— График траления уже составлен на четыре дня вперед. Ты мог бы провести это время в жертвоприношениях и покаянии, умоляя Йун-Шуно о заступничестве. Можно вложить слово в ухо твоего исполнителя.
