скорее её освободить. — Потерпи немного, мы сейчас…
Вместе с Казимиром мы откинули массивный металлический обломок, весивший наверное пару сотен килограмм.
— Цуки… мару…
Она лежала там, под обломками, с какой-то железкой, торчащей из живота, в луже крови и без единого признака жизни.
— Она не дышит… — тихо сказал Казимир, приняв свою миниатюрную форму и принюхавшись. — Мне жаль…
— Нет, — прорычал я, чувствуя накатывающую злость. Этот сраный демон не заберет у меня Цукимару. Я не позволю забрать её у меня! Её душа все ещё тут… Даже если она умерла, это ещё не конец. — Хрена-с два я позволю ей умереть…
Я вытащил из её живота мешающуюся металлическую штуку, после чего положил руку на грудь, туда, где находилось сердце, и сосредоточился на нем. Да… Связь с телом ещё не разорвана. У меня ещё есть шанс её спасти.
— Ты не умрешь сегодня, Цукимару. Ты моя, и я не разрешал тебе умирать.
С моей руки сорвались алые молнии, ударившие кицунэ прямо в грудь.
— Открой глаза! Я приказываю!
Ещё один разряд.
От каждого моего энергетического удара её внутренняя энергия вспыхивала тысячей огней, но затем гасла.
— Хозяин… Даже вам не под силу…
— Заткнись! Я ГНЕВ. Я сильнейшее Стремление! И только попробуй сказать, что мне что-то не под силу…
Третий разряд ударил Цукимару в грудь, и внезапно она сделала судорожный вдох. От неожиданности Казимир отпрыгнул назад, ошарашенно вытаращив глаза. Кицунэ тяжело задышала, поморщилась, а затем не без труда сфокусировала на мне взгляд.
— Хозяин?..
— Все хорошо, — улыбнулся я ей. — Теперь с тобой всё будет хорошо…
— Этого быть не может, — Казимир был впечатлен тем, что я устроил, но тут же пришел в себя и стал петь какую-то приятную мелодичную печальную песню, от которой в теле почему-то становилось тепло. А, ну да… Кажется, он говорил, что его песни могут не только вредить, но и лечить.
— Хозяин… Ваша рука…
— Что моя рука? — устало переспросил я, чувствуя, что мне тяжело держать глаза открытыми, но таки пересилил себя и взглянул наконец на себя. — Оу…
У меня не было руки.
— А я-то всё думал, чего это я её не чувствую, — попытался пошутить я, но кажется, вышло не слишком хорошо. Как-то мне резко сильно поплохело, и голова стала совсем тяжелой. — Забудь о руке. Отращу новую. Не быстро, но…
Мысли стали вязкими как кисель. Я хотел закончить фразу, но слова просто утекали от меня, теряясь и рассыпаясь на множество фрагментов. Я уже не видел огня, не чувствовал боли или усталости… Мой разум в этот момент стал свободен, отрываясь от…
Отрываясь от тела.
***
Цукимару тяжело дышала. Всё тело ныло и болело, но сейчас это казалось такой мелочью. Раненая, уставшая, она осознала, что ещё минуту назад была мертва. Это было похоже на легкость и освобождение, когда все страхи и заботы тают и испаряются, даруя чарующий и одновременно ужасающий, когда думаешь об этом впоследствии, покой. Но затем нечто ухватило её и вернуло обратно в это раненое и разбитое тело.
“Ты не умрешь сегодня, Цукимару. Ты моя, и я не разрешал тебе умирать” — слышала она голос в тот момент.
И вот она лежит среди каких-то обломков, смотря на Хозяина и слушая песню Казимира, от которой уходила боль и становилось легче дышать.
— Хозяин… Ваша рука… — тихо произнесла она, видя, что от руки Хозяина мало что осталось, лишь какие-то обрывки плоти у самого плеча.
— А я-то всё думал, чего это я её не чувствую, — его улыбка была такой уставшей и вместе с этим такой теплой. Ему правда было не всё равно, что с ней станет. — Забудь о руке. Отращу новую. Не быстро, но…
Хозяин продолжал говорить, но его слова становились всё менее четкими, пока в какой-то момент не оборвались совсем. Глаза юноши закатились, а сам он рухнул на землю.
— Ох, — Цукимару тряхнула лисьей головой и заставила себя приподняться, зажимая рану на животе рукой. Кровь остановилась, но болела та жутко. Казимир, увидев, как ГНЕВ упал, оборвал песню.
— Он должно быть переутомился… — попытался приободрить её кот, но в его голосе была слышна тревога, да и сама Цукимару забеспокоилась, ощущая, что связующая их нить опасно натянулась.
— Нет… Что-то не так. Пой. Мне нужно…
Но коту не пришлось пояснять, он сразу же начал петь, и эта песня снимала боль, заставляя сознание проясняться.
Цукимару перевернула Хозяина на спину и положила одну руку ему на лоб, а другую на Сосуд Правителя.
— О нет…
— В чем дело? — кот прервался.
— Он умирает…
— Что? Нет! Это невозможно! Он не раз получал раны, которые были смертельны для обычных людей, а тут всего лишь оторванная рука. Он сам сказал, что она отрастет…
— Дело не в руке! — воскликнула кицунэ, испытав вспышку гнева. Неужели кот не понимал, что Хозяин только что сделал? — Он вернул меня к жизни, пожертвовав своей… Его Сосуд Правителя разрушается. Он опустошил его во время схватки, отдал всё, чтобы победить, и чтобы спасти меня ему пришлось отдать больше, чем у него было.
— Больше, чем было, ты же говоришь не о… Хлад!
— Он потратил на это кусок своей души, и теперь его сущность просто разваливается вместе с Сосудом Правителя.
— Я могу петь! Я буду петь много часов, чтобы…
— Это не поможет. Дело не в теле…
— И что же нам делать?
“Ничего” — хотела сказать Цукимару, но не смогла этого произнести.
Был способ. Способ, который она никогда и ни за что не хотела использовать, ведь это значило нарушить древние клятвы, которые она дала не только Богу-Дракону, но и самой себе.
Гнев был ужасным хозяином, грубым, заносчивым, эгоистичным, но несмотря на это он никогда не просил от Цукимару больше, чем она могла. Порой он её очень сильно раздражал, но… Перед её глазами стояла его улыбка в тот момент, когда она очнулась. Он вернул её с того света, пожертвовав своей жизнью. И это был осознанный шаг…
— Я боялась, что этот день наступит… — прошептала Цукимару и коснулась своей груди, прикрывая глаза, а когда она убрала руку, то в ладони у неё был горящий алый огонек с белыми языками на
