легко, приказал Станиславу набрать ей в десяток каких-то отбросов. Ну, не отбросов, конечно, но ты поняла.
— И она справилась?
— Кеннер сказал, что блестяще справилась. Я всё это знаю просто потому, что Кеннер хотел по этому поводу что-нибудь ей подарить, и советовался со мной.
Кира посмотрела на неё с любопытством.
— Да ничего я не придумала, — с досадой сказала Милослава. — Честно думала, но ничего в голову не пришло. Что можно подарить женщине, у которой хватает денег на любой каприз, а капризов никаких и нет? Разве только что-нибудь уникальное, вроде той вазы, что мне Мартин Второй прислал. Кеннер сказал, очень редкая. Вот её я при случае Лене и подарю, а как Кеннер тогда выкрутился, не знаю.
— Это точно, — грустно вздохнула Кира, — вечная головная боль с этими подарками.
Увы, профессор Толкин в том мире не случился, и там так и не узнали о прогрессивном хоббитском обычае дарить друг другу один и тот же подарок по кругу.
— А с чего вы с Эриком вообще заговорили про десяток Лены?
— К Эрику пришёл ратник из бывшего её десятка, Фрол Воронич…
— Воронич? Лечила я женщину по фамилии Воронич, судя по всему, его мать. Лечила как раз по просьбе Лены.
— Он говорил, что очень задолжал и ей, и семейству.
— В самом деле задолжал, — кивнула Милослава. — Его матери помогла бы только целительница, но в княжеских лечебницах к целительницам такая очередь, что она вряд ли бы дожила.
— Вот Фрол и поделился с нами мыслью, что один ратник в его нынешнем десятке очень уж похож на шпиона. Оказалось, что и вправду шпион.
— Ах да, про шпиона Эрик мне рассказывал. И что ты решила с ним делать?
— Я не знаю, что с ним делать, — грустно сказала Кира. — Вот уже два дня голову ломаю. Убивать его нельзя, отпускать нельзя, и долго в камере держать тоже нельзя.
— Я уверена, что ты найдёшь выход, — сочувственно сказала Милослава.
— Может, и найду, — вздохнула Кира. — А вот, кстати, — оживилась она от мысли, вдруг пришедшей ей в голову, — вы могли бы стереть ему память о том, что он разузнал?
— Не могу, — отрицательно покачала та головой. — Во-первых, любые ментальные практики на гражданах княжества запрещены. А во-вторых, это просто невозможно. Ты представляешь себе, как работает память?
— Она каким-то особым образом работает? — осторожно спросила Кира.
— Это не полка, где лежат отдельные воспоминания, которые можно просто с этой полки убрать. Каждое воспоминание размазано по участку мозга и связано ассоциативными связями с другими воспоминаниями. Когда человек что-то вспоминает, он собирает это воспоминание заново из отдельных кусочков. Ну вот в качестве очень простого примера: представим, что мы хотим удалить у человека воспоминание об увиденном, и даже сумели найти, где оно расположено. Однако мы не знаем, что когда он это видел, он чувствовал запах фиалок, и возникла ассоциативная связь. И вот мы удалили воспоминание, и человек действительно забыл. Но когда он позже почувствовал запах фиалок, воспоминание пересобралось, и он вспомнил часть увиденного. Удалить какой-то отдельный кусок практически невозможно, нужно стирать слишком многое, и даже тогда нет гарантии, что нужное сотрётся полностью.
— Всё настолько сложно? — поразилась Кира.
— На самом деле ещё сложнее, я очень сильно упростила в этом примере. Конкретное воспоминание почти невозможно найти среди тысяч бессмысленных отрывков, связанных сотнями тысяч ассоциативных связей. Для этого нужно полностью смоделировать работу мозга, который одновременно проходит по этим связям, формируя воспоминание. Мы можем заставить самого человека вспомнить, но пересобранное воспоминание разместится в нейронах уже по-другому, и может даже переместиться в другой участок мозга. В результате мы останемся с тем же, с чего начали. Вытащить из человека воспоминание возможно, а вот удалить его, скорее всего, не получится.
— То есть это безнадёжно?
— Ну, может, и не совсем безнадёжно, — задумалась Милослава. — Мы просто недостаточно об этом знаем. Нужно проводить серьёзные исследования, однако на них сложно получить разрешение, а главное, мало кто хотел бы этим заниматься. Все темы, связанные с ментальными воздействиями, в учёном сообществе воспринимаются с неодобрением. Очень легко заработать себе нежелательную репутацию, вот никто и не рвётся с этим связываться.
— А можно хотя бы вытащить его воспоминания, чтобы понять, что он сумел разузнать?
— Он же гражданин княжества, — напомнила Милослава. — За это сразу лишение дворянства и тюрьма, такое не простят. Кеннеру во время твоего похищения это сошло с рук только потому, что он проделал это на иностранцах, притом преступниках, и ситуация там требовала немедленных действий. Дворянский Совет вынес заключение, что учитывая обстоятельства, его поступок был оправданным. Но слишком часто такое проделывать всё равно не стоит.
— То есть это не вариант, — мрачно заключила Кира. — Тогда просто не представляю, что тут делать. Господин, наверное, что-нибудь придумал бы, но у меня ума не хватает.
— Не надо себя недооценивать, Кира, — сочувственно сказала Милослава. — Кеннер, конечно, хорош, но и у тебя с умом всё в порядке. Подумай ещё и найдёшь выход. Он всегда есть.
— Здравствуйте, моё имя Кеннер Арди. Соедините меня, пожалуйста, с секретарём госпожи Анны Ренской.
— Одну минуту, достойный, — вежливо отозвалась трубка.
Обращаться с просьбой к Ренским мне очень не хотелось. Во-первых, не настолько ещё прочные у нас с Ренскими отношения, чтобы напрягать их лишними просьбами, а во-вторых, я вообще не люблю просить. Всегда есть некие невидимые весы, и каждая просьба ложится грузом на твою чашку, опуская тебя ниже. Человек поистине мудрый не отказывает в просьбах, но сам просит только в случае крайней необходимости. Люди недалёкие порой считают таких безотказными дурачками и пользуются — до тех пор, пока не обнаруживают себя внизу социальной пирамиды с репутацией вечных попрошаек. Впрочем, среди тех, кто хоть что-то значит в обществе, таких нет. Люди значимые очень внимательно следят за балансом своих долгов.
Однако как бы я к этому ни относился, просить придётся. Рифеи — это, конечно, не пики Кавказа, но даже здесь сложно что-то найти, тыкаясь вслепую. Проводник — или, на худой конец, просто человек, знающий горы, — нужен обязательно, и кроме меня, к Ренским идти некому. С Драганой у них отношения достаточно непростые, а в совсем недавнем прошлом вообще скорее враждебные. Сейчас эти отношения понемногу выправляются, но старым недругам ещё сложно привыкнуть к мысли, что они изменились. Что же касается Анны Максаковой с Миланой Бобровской, то они для Ренских просто никто, пустое место. Вот и выходит, что и с Ренскими разговаривать тоже мне.
В
