осыпаться, и ещё минут через десять передо мной вновь была ровная поверхность.
Марина стояла неподалёку и, скрестив руки на груди, словно наблюдала за происходящим, хотя я прекрасно понимал, что она вовсе не наблюдает, а сама всё это делает посредством телекинетических способностей.
От недавней бойни не осталось и следа, кроме, разве что, красных брызг на земле.
— Как ты такому научилась? — спросил я.
— Посредством тренировок, разумеется, — с безразличием в голосе проговорила Марина. — В этом нет ничего сложного. Встать сможешь?
— Да… я, кажется, немного оклемался.
Я поднялся на ноги, но голова до сих пор кружилась. Меня тут же стошнило, после чего стало немного полегче, и я добрался до нашего вездехода без чьей-либо помощи.
Марина села за руль, и мы двинулись в обратном направлении.
— Здесь же были не все, да? Ты говорила, их человек двадцать, — вспомнил я.
— Их было больше, да, но на данный момент это — всё. В воскресенье ты убил четырёх. Возможно, кто-то уехал. Я не следила за их перемещениями.
— Теперь их точно никто не найдёт. Но те, кто уехал, могут вернуться, чтобы отомстить. Они поймут, что я в этом замешан.
— Будем решать проблемы по мере их поступления.
На улице вечерело, и наша «Кама» бодро мчала по грунтовой колее прочь от места бойни.
В спецшколу я вернулся лишь к отбою.
В это воскресенье у нас с Лидой выдался выходной, и мы отправились в Москву. Собирались поесть в ресторане и поиграть в боулинг, как и прошлый раз, только вдвоём.
Изменения в облике города я заметил сразу же, как только мы миновали промзону и оказались среди жилых кварталов. Вокзал, мимо которого мы проезжали, выглядел опустевшим, автомобилей рядом стояло меньше обычного, да и народу наблюдалось не так, чтобы много. Раньше это было оживлённое место даже в выходные дни, а теперь — тишина и пустота, словно вымерло всё вокруг.
О причине было несложно догадаться. Когда в начале февраля объявили эвакуацию западных районов, Москва стала стремительно пустеть. Уезжали все, кто мог, заводы и фабрики перебирались в места поспокойнее. К середине апреля примерно треть предприятий закрылась.
Все понимали, что дальше будет только хуже. По разным прогнозам Москва должна была оказаться в красной зоне в ближайшие двадцать-пятьдесят лет. Многократно увеличился риск выбросов в непосредственной близости жилых кварталов, сохранялась угроза появления на городских улицах иных, несмотря на выставленные вдоль Садового кольца кордоны.
Уехал и генерал-губернатор, но не на каторгу, где ему было бы самое место, а на новую должность куда-то в Среднюю Азию. Вместе с ним покинул свой пост начальник особого армейского корпуса, командовавший базами в жёлтой зоне. Его, насколько я знал, понизили. Сместили и нескольких чиновников поменьше. Новый же генерал-губернатор, которого прислали из Екатеринбурга, уже пообещал положить конец беззаконию и обеспечить безопасность подданных Его Императорского Величества. Об этом писали в местной газете: говорить о нарушениях, допущенных прежним руководством, больше не воспрещалось.
Лида о случившемся не знала почти ничего, хотя её и следователи допрашивали, и в вылазках она участвовала. Но деятельностью местных властей она не интересовалась. Пришлось ей всё подробно объяснять, пока мы ехали.
Единственное, что я до сих пор не понимал, так это кто стал причиной данных перестановок. Без вмешательства какого-нибудь знатного и влиятельного лица они точно не произошли бы.
В центре города тоже были заметны перемены. На большом рынке возле стен кремля стало не так оживлённо, как раньше, а в здании торгового центра, где находился боулинг-клуб и куда мы с Лидой отправились после обеда, закрылись несколько магазинов.
И только в нашей спецшколе ничего не поменялось. И директор Меншиков, и его заместители продолжали занимать свои посты. Вероятно, в их деятельности проверка не нашла нарушений, или у них оказался иммунитет, что было возможно лишь в том случае, если они заключили какую-нибудь сделку с властями: например, донесли на высшее командование в обмен на сохранение своего положения. Конечно, никто не знал, как именно обстоят дела, но в унтер-офицерской среде такие речи шли.
* * *
В следующие субботу и воскресенье были учения вначале с первым курсом, затем — с боевой группой. На охоту я не ездил. Да и через неделю увольнение мне дали лишь на один день. Тем временем ДЦНС давно пришло в норму. За две недели мне удалось посредством тренировок повысить скорость потока до 18,1, и дестабилизация уже не так донимала, как раньше.
В субботу я решил позвонить Марине, выяснить, какие у неё планы и почему мне не дают увольнения. Взял свой телефон, который, как всегда, прятал в шкафчике, и отправился на набережную, где было мало народу. Тучи сегодня ходили низко, погода стояла прохладная и ветреная.
Марина трубку взяла почти сразу:
— Да, Кирилл, слушаю.
— Привет, как дела? Когда следующий выезд планируется? И что там с домом? Думаю, завтра съездить на базу.
— С домом всё нормально. На этой неделе ворота в гараже поменяли, окна — тоже. А на охоту, думаю, через пару недель отправишься. Ты не торопись. Лучше посвяти время тренировкам на увеличение скорости потока. Летом, когда учебная программа закончится, поедешь в дикие земли. Надо, чтобы дестабилизация сильно не скакала, и ты не сидел неделями без дела. Вот на этом сейчас и сосредоточься.
Летом, насколько я знал, курсантам тоже устраивали учения. Уроки заканчивались в июне, и полтора месяца отводилось на практику. Ну а те, кому повезёт (в основном, это, конечно же, были ребята из знатных семей), могли на неделю-другую поехать домой. Мне же, судя по словам Марины, предстояла особая программа.
— Я постоянно тренируюсь, — сказал я. — Энергетические тренировки каждый день и два-три раза в неделю — телекинез.
— Молодец, проявляешь рвение.
— Ага. Только задолбался уже немного. Завтра проверю оборудование на базе, пару часов потренируюсь и буду отдыхать. И сегодня тоже.
— Как хочешь. Пока от тебя ничего не требуется. Когда будет поездка, твой офицер, как обычно, вручит тебе увольнительную.
Попрощавшись, я отравился обратно в общежитие. Как раз начался дождь, и я бегом добрался до крыльца, почти не намокнув.
Сегодня после обеда мне уже удалось потренироваться вместо каких-то хозяйственных работ, от которых Гаврюшин меня освободил без вопросов. Теперь хотелось отдохнуть.
Я слышал от ребят, у нас появились свежие выпуски «Тревожной границы». Там можно было найти информацию про снаряжение и оборудования, иногда появлялись интересные новости из пустошей, поэтому я всегда с нетерпением ждал каждый номер. Вот и сегодня решил скоротать вечер за чтением журнала.
В комнате отдыха на диване и креслах расположились пяток третьекурсников. Они ели хрустящую картошку, смотрели телевизор и над чем-то ржали. Эти парни часто околачивались здесь, когда на этаже не было старших офицеров. Все уже привыкли.
Среди ребят с первого курса выделилась целая группа «бегунков», которые постоянно прислуживали старшим: ходили в магазин или по другим поручениям, чистили снаряжение, гладили форму. Меня же давно никто не трогал, ни один третьекурсник больше не рисковал донимать меня после того, как трое получили по лицу. Но я к ним тоже не лез, не разговаривал с ними и даже не здоровался. Не до них было.
Последние месяцы я вообще мало с кем общался, разве что с Бурдюковым во время совместных тренировок, да с друзьями из комнаты, с которыми за одним столом завтракали, обедали и ужинали. Изредка между уроками получалось встретиться и перекинуться парой слов с Лидой или Соней. Наверное, сверстникам я казался ужасно деловым, угрюмым и замкнутым типом. Возможно, я действительно таким стал, хоть и не стремился к этому.
Мне не было дела до шатающихся без дела третьекурсников. Они тоже никогда со мной не заговаривали, но сегодня, едва я зашёл в комнату отдыха, меня окликнул Удав:
— Э, Кирилл, как жизнь?
— А тебе-то чего? — спросил я без какой-либо злобы, но и без желания продолжать диалог.
— Да ты чего, а? — усмехнулся Удав. — Злишься, что ли? Из-за той ссоры? Может, забудем старое? Давай, присоединяйся к нам, присаживайся.
— То есть, ты мне разрешаешь присесть? — язвительно проговорил я.
— В смысле? Да нет, почему? Просто предлагаю посидеть вместе, поболтать. Вон кино интересное идёт.
— А я журнал собирался почитать, — я взял с полки новенький номер «Тревожной границы». — В тишине.
Мне показалось странным, что Удав решил со мной пообщаться. После той драки в кабинете мы делали вид, что не замечаем друг друга, а тут — на тебе! И чего пристал?
— Ладно, дело твоё, — разочарованно проговорил
