И ясное, четкое осознание, что никуда бандиты с тебя, сталкер, не слезут, и на «должок» вечно будут начисляться кабальные проценты, а Ботаник так и будет сидеть в подвале, ишача вместе с тобой, Лансер, на паскудную эту кодлу, пока ты не найдешь наконец свою аномалию. И тогда в Зону пойдет Кося. Когда он кончится, отправится Ксанка Ветерок, которая к тому времени, может, уже успеет променять одну отраву на другую, зонную, ту, что саму душу травит и от мертвых этих земель отвязаться не дает. А потом еще, и еще, Закос найдет кандидатов на смерть в любом случае, ему не в первой. «Что делать будешь, Ланс? Что делать, я тебя спрашиваю?»
– Пока просто сидеть и думать, – шепотом ответил я сам себе. – И за дверью следить.
Я так и сделал. Развернув древнее, полностью облезшее кресло с вылезающим поролоном к двери, я комфортно уселся в него и положил дробовик на колени. На включенном ПМК поймал кончиком пальца виртуального Барса, и электронный кот, мурча, как трактор, начал подставлять голову под прикосновения. Удивительно, но это успокаивало и приводило в порядок мысли. Я даже улыбнулся про себя.
Сзади в зал тихонько вошла Ксанка.
– Что у тебя тут за шорох, Ланс?..
– Вот, посмотри. – Я показал девушке экран ПМК. Странным образом я нисколько не хотел скрывать от Ветерка найденный ПМК и подробности этой находки. Пожалуй, на свете были только два человека, с которыми я мог поделиться этим: Бот и почему-то Ксанка. Правда, я и сам не знаю почему.
– Ух ты, какой котяра, – с удивлением в голосе и слабым намеком на улыбку произнесла Ветерок. – Классная фотка.
– Ну, это не фотка, уважаемая. Это Барс. Погладь аккуратно пальцем, он любит.
Девушка, не веря, прикоснулась к экрану, и кот наклонил голову, подставляя участок за ухом. Негромкое, но хорошо различимое мурчание послышалось в тишине магазина.
– Ух ты, офигеть… А как это так получилось? Что за прога такая?
– Понимаешь, Ветерок, когда-то на свете жил настоящий живой кот, с которым по некоторым причинам не смогла расстаться хозяйка. Не знаю, что случилось, может, старость, может болезнь, но Барса не стало. И тогда специально обученные люди взяли все карточки кота, сделали трехмерную модель фотографической точности, наложили на программу, имитирующую поведение настоящей кошки, и долго, тщательно корректировали по воспоминаниям и описаниям владельца, может быть, не один месяц. Это очень дорого, но кому-то, видишь, важно.
– Это… это ведь не твой ПМК, верно? – тихо спросила девушка.
– Угадала. Да, не мой. Помнишь, я ушел забрать кое-что из тайника? Вот эта машинка.
– Ты его своровал, сталкер? – спокойно поинтересовалась Ксанка, причем по интонации я понял, что для нее это не звучало обидно или укоряюще. – Если да, то обязательно верни. Нельзя, чтобы питомец был вдалеке от хозяина.
– На случай потери или поломки компьютера существует специальное хранилище информации, где сберегается и обновляется программа. Но это так, к слову… Вернуть хозяйке этот ПМК я уже не смогу.
– Почему?
– Она погибла два года назад. Я нашел ее в Зоне, в прошлый свой выход. Это была девушка примерно твоего возраста, ну, может, чуть постарше. Ее звали Мария… Маша. Это ее кот, и, кроме меня, у Барса пока что никого нет.
Ветерок замерла, а потом осторожно убрала палец от экрана. Кот навострил уши и вопросительно мяукнул.
– Поэтому… поэтому ты был таким странным тогда, в общаге, после того, как побил Тапка?
– Да и тебе едва не досталось, подруга. По шее. – Я все же отвесил Ветерку легкий подзатыльник. – До сих пор жалею, что не всыпал, если честно.
– Но ты же нашел Машу уже после нашей тогдашней встречи? Ничего не понимаю…
– Потому что до нашей тогдашней, как ты говоришь, встречи я нашел Челку, Саню Мамонта, Андрюху Шныря, Леню Мозгляка, Николу Вареного и Васю Пилота. И других я тоже нашел, только у них не было имен, и я не в курсе, узнает ли кто-нибудь, как их звали в Зоне или за ее границей.
– Да?.. Ох, черт… много.
– Мне на всю жизнь хватит. Как самочувствие?
Ксанка закатала рукав. Две жутковатые язвы уже поджили, затянулись корочкой. Побледнели и стали не так заметны «дороги» вдоль сосудов.
– Не знаю. То ли мне микстурка Кириллова помогает так, то ли местный климат, но «кумары» едва ощущаются… ну, словно гриппом болею одновременно с легким пивным перепоем наутро. Можно, короче, терпеть, только горло постоянно сушит и глаза на свету слезиться начинают. «Наркозонил» со вчерашнего вечера не глотала, и, веришь, ничего такого… Как думаешь, Ланс? Соскочу?
– Теперь уже наверняка. Не забудь Кириллу пятьдесят косарей отдать, как с бандитами рассчитаешься.
– Словно я у них чего занимала… – фыркнула девушка. – Такие ур-роды, паразиты, чтоб их разодрало от ушей до задницы. Сдается мне, Ланс, этот сучий потрох Паня будет у нас из карманов бабки рвать вместе с лацканами. Такая вот порода. Они, типа, господа, а мы вроде холопов. У, г-гад…
Ксанка немного подумала.
– Слушай, Фрилансер, а что, если я в кустах подальше от его долбаной дачи засяду с оптикой и дождусь? Ну, мы пораньше вернемся, и я его тресь издалека, а? Стрелять я теперь умею.
– А дальше что, стрелок?
– Ну-у… пока вы с Косей штурмуете дачу, я прикрываю. Ты сразу к подвалу дуй, вытаскивай Ботаника, в машину и ходу. Потом вместе, втроем будем ходить и на себя работать. Ну, лучше вдвоем, Депутат-то нам на фиг не сдался, если так подумать.
– И Корейца с его братвой ты тоже из кустов тресь, да, Ксанка? И, пока не забыл, скажи мне одну вещь. Сколько раз ты по той твари попала?
– Ну… не знаю. Попала, наверное.
– Одна пуля в дорогу, вторая в дом. Я видел. Расстояние – восемь метров. Стрелять она умеет, блин…
Ветерок промолчала. Она снова коснулась экрана, но кот уже «спал» и только раздраженно дернул ухом.
– Ее фотографии, ну, той девушки, Маши, они тут есть? – через долгую паузу спросила Ксанка.
Я пролистал меню, вывел фото на экран.
– Красивая… правда очень красивая. Сталкерша… Я тоже так хотела, как она. В Зону. Где деньги, риск, опасность. Жалко ее очень. Никого не жалела, даже подругу свою липовую, что в подвале повесилась. Как-то все по барабану, сталкер. Не верила ни во что, не надеялась. Теперь не хочу так. Жить хочу.
– Завяжешь с Зоной?
– Подлечусь тут еще маленько и на заочку переведусь, подальше от той драной общаги. Двадцать пять лет дуре, пора уже с фигней прекращать.
– Сколько?
– Ну да, двадцать пять, если по правде, врать-то мне больше не хочется, хотя привычка та еще. А что, не выгляжу? – хихикнула Ксанка. – Это потому, что тощая, как доска, да и формы примерно те же. «Гера», сволочь… я ведь на первом курсе, пока академы один за другим не посыпались, ничего так была. Парни нормальные ухаживали. Один, ненормальный, но симпатичный, с-сволочь, уговорил-таки идиотку попробовать. Вот, собственно, и все. Всерьез, что интересно, села не сразу, как-то постепенно получилось. От меня потом родители отреклись, Ланс. И мать, и отец, прикинь? Ты мне скажи, они меня здоровую примут обратно?
