1 В оригинале машина носит имя Eight-ball; это термин из американского бильярда, обозначающий черный шар с номером 8 на боку, а также разновидность игры, когда черный шар можно положить в лузу только после того, как будут забиты остальные шары. — Прим. пер.
Сато быстро глянул вокруг, махнул рукой Корво и Пэлу и прыгнул в открытый люк.
Пэл был мало знаком с тяжелым оборудованием компании, поэтому, чтобы забраться на краулер, он воспользовался лестницей, приваренной сбоку.
Корво забралась так, как это делают водители — по траку, приводным колесам и разным прочим выступам на корпусе. Она забралась первой и покрепче схватилась за поручни, а вертолет поднялся выше.
Она повеселилась, видя страх на лице Пэла, когда краулер закачался в воздухе. Босс прополз по последним ступенькам лестницы, покачнулся, когда качнуло краулер, и изо всех сил ухватился за металлическую опору.
Корво подумала, что пилота все же придется оштрафовать — теперь уж Пэл не забудет. „
Ландо держался, за что мог, а Ласточка с ревом влезла наверх гребня, помедлила на вершине и стала спускаться юзом. Трейлер был нагружен цилиндрами и страшно тяжел.
По плану цилиндры надо было доставить на север, в точку немного южнее главного поселения, где группа ученых приготовилась распылять бактерии различными способами, включая самодельные аэрозольные бомбы, автоматические наземные краулеры и ракеты малого радиуса действия. Технология должна угробить самое себя. Ландо нашел, что это забавно, но его спутники, кажется, были с ним не согласны.
Время сейчас было очень важно. Если корпы поймают их, когда у них полная машина цилиндров с бактериями, война кончится, не начавшись.
Ландо, сидевший сзади, наклонился вперед, чтобы поговорить со Шмидтом. Ему приходилось кричать, чтобы его услышали сквозь шум двигателей:
— Сколько еще?
Шмидт смотрел вперед. Зона экватора походила на поле боя, изрытое ямами и воронками. Дождь прекратился, и светило солнце.
— Часов восемь-девять. Ласточка старается, как может… Но эти цилиндры очень тяжелые.
Венди сидела рядом со Шмидтом; она ничего не сказала, но решила, что знает, о чем подумал Ландо. Да, время им было нужно. Но время — еще не все. Работа закончена, и значит, закончены их отношения. Контрабандист хотел улететь, отправиться в неизвестные места, восполнить свои потери. И Венди не сомневалась, что Ландо будет биться не на жизнь, а на смерть, если ему понадобится улететь.
Но что-то заставило его остаться. Его чувство чести? Упрямая гордость? Чувства к ней? Какая разница — какова бы ни была причина, он остался.
Краем глаза Венди наблюдала за мужчинами. Шмидт и Ландо. Пик и Ларе. Ученый и контрабандист. Такие разные и в чем-то похожие. Оба знают свое дело, сильны, по-своему честны.
Ей нравился Ларе, он казался ей физически привлекательным, хоть и немного скучным. Но он верил в то же, во что и она, видел будущее таким же, каким и она, и был готов работать, чтобы его приблизить. Это значило больше, чем просто удовольствие, разве нет? Венди сказала себе, что, конечно, больше.
В тесной и неудобной кабине краулера даже при включенном на всю мощь кондиционере было слишком жарко. Более того, целая толпа операторов потела в замкнутом пространстве более сорока тысяч часов, и запах их пота пропитал все щели внутри машины. В результате дух стоял такой густой, что его не смогут вывести никакие дезодоранты. В открытый люк поступал свежий воздух, но его не хватало.
Сато сидел в своем коконообразном кресле, как король, постоянно перебегая глазами с одного датчика на другой, наблюдая за видеокартинкой с вертолета и за собственными видеокамерами.
На панели перед оператором располагалось двенадцать экранов, за которыми надо было следить, кроме того, масса всяких индикаторов — все это заливало кабину зеленоватым сиянием. С высоты в три сотни футов поверхность выглядела совсем по-другому, и Сато такая картина нравилась.
Пэл ощущал себя не так хорошо. Складное сиденье помещалось позади сиденья оператора. Оно предназначалось для случайных поездок, поэтому не предполагало ни особой мягкости, ни какой-либо опоры для спины.
Пэл хотел занять кресло Сато, но побоялся. Все, что он знал про управление краулерами, можно было написать лазером на конце иглы. Что, если он ошибется? Что-нибудь испортит? Сато расскажет остальным, и над ним будут смеяться. Нет, на это Пэл никогда не пойдет.
Не имея возможности расположиться поудобнее или как-то это исправить, Пэл занялся мыслями о мести. Он заставит эту суку Вендин заплатить так, как она еще не платила. Одна мысль об этом вызвала привычное возбуждение между ног. Администратор улыбнулся.
Но если Пэлу было неудобно, то Корво было еще неудобнее, потому что ей приходилось стоять, полусогнувшись, в тесном проходе, который соединял маленькую кабину и совсем крохотный камбуз. Ей можно было выбирать только между этим местом и поездкой в грузовом трюме, занимавшем заднюю часть краулера, и Корво решила, что здесь все-таки лучше.
Она представила, каково это — быть запертой в холодной металлической коробке, ничего не видя и не слыша, и беспомощно ждать, когда кто-нибудь тебя выпустит, и вздрогнула. В рубке было тесно, но все же лучше, чем в трюме.
Громкий голос пилота зазвучал в наушниках Сато. Он пустил все входящие сообщения через свои наушники. «Знание — сила» — такое изречение он однажды прочитал, и это было верно.
— Борт шесть — Черному шару. Вы готовы? Сато усмехнулся:
— А то. Я тут, знаешь ли, винишко потягиваю и слушаю Бранденбургский концерт…
Пилот фыркнула:
— Винишко ты, может быть, и попиваешь, особенно если оно дешевое, но Бранденбургский концерт ты не узнаешь, даже если тебе запишут всю партитуру в то, что у тебя осталось от мозгов. Снижаюсь. Через пять минут будем на месте.
— Вас понял, Борт шесть.
Сато положил руки в управляющие краги и согнул правый средний палец. Кресло отъехало влево.
— Готовьтесь, ребята… Через пять минут сядем.
— Давно пора, — нахмурился Пэл.
— Спасибо, — вежливо улыбнулась Корво.
Сато кивнул, мысленно послал обоих к черту и снова обратился к панели.
Земля быстро приближалась. Пилот вертолета в качестве посадочной площадки выбрала центр старого кратера. Он был ровным и относительно свободным от упавших обломков.
Сато почувствовал, как у него все сжимается в животе, — это чувство он всегда испытывал, когда высаживался в зоне экватора. Какие шансы у него на этот раз? Может быть, именно сегодня раскаленный кусок металла с воем упадет с неба, чтобы забрать его жизнь?
Ему хотелось потянуться, расправить затекшие плечи, но он не мог вытащить руки из краг управления. Вместо этого он вспомнил молитву, которой научила его мать. Глаза метались по экранам, которые давали двенадцать разных картинок окружающего мира. Все они поехали вправо, когда пилот начала заходить на посадку.
