— Ваше Превосходительство! А если законное правительство Валькирии уступит моей фирме право на свою долю?
Простенький вопросик, заключающий в себе несомненный подвох!
— В таком случае затруднений не вижу. Но колонисты…
— Прошу прощения, господин Президент! — от волнения бритоголовый вновь позволил себе несколько забыться. — Если я не ошибаюсь, согласно Галактическому Кодексу, колонисты не могут представлять в Генеральной Ассамблее планеты, туземцы которых к моменту высадки уже создали государство?!
Он явно пел с чужих слов. И означать это могло только одно: фирма давно зарилась на Валькирийскую стройку, а казуисты из ее юридической службы успели подготовить для сессии Генеральной Ассамблеи некую каверзу.
И все же Хозяин не мог не кивнуть.
— Да, это так. Но, насколько я помню, тамошние туземцы весьма далеки даже от основ цивилизации…
Бритоголовый выпрямился в кресле, бледный и напряженный; испарина вновь мелким бисером возникла на макушке.
— Имею честь первому из землян доложить вам, Ваше Превосходительство, что на предстоящей Генеральной Ассамблее королевство Нгандвани, расположенное на планете, именуемой нами Валькирией, через меня как своего полномочного представителя обратится к Федерации с ходатайством о принятии его в состав на правах ассоциированного члена и о лишении указанных прав колонистов, незаконно населяющих планету!
Тихо и нежно кольнуло в груди. И вместе с уколом этим пришло отчетливое и ясное понимание того, о чем говорит, что недоговаривает и что имеет в виду посетитель.
Можно было сообразить и раньше, Хозяин просто не хотел соображать и лишь потому выдавал себя за безнадежного тугодума.
Стройка на Валькирии — это не просто деньги. Это — близость к власти. И фирма бритоголового не откажется от нее: эти пойдут на все. И если сейчас он, Хозяин, все понимая, даст задний ход, соседства и влияние бритоголового обернутся против него. А он уже стар, и ему не уследить за всем. И даже не в этом дело. Вопрос стоит просто.
И еще проще: Федерация — или несколько сот, пусть даже тысяч, тупоголовых, выродившихся, ничего собой не представляющих колонистов; почему-то считающих себя землянами.
— Ну что ж, — словно со стороны услышал Его Превосходительство, и с ужасом понял, что не узнал собственного голоса, — в таком случае, полагаю, вопрос решён. Если сказанное вами подтвердится, примите мои поздравления!
Перед глазами плыло. Ничего страшного, это просто от напряжения, сказал себе старик. И отчего-то, совсем некстати, вспомнился внук. Хорошо, что Димка не рядом. Хорошо, что он всегда держал его поодаль, хотя и тосковал безмерно. Незачем мальчику пачкаться в этом дерьме. Он все равно не привык бы, слишком чист. А насмотрелся бы грязи… и не дай Бог перестал бы уважать деда. «Хотя и жаль. Какой бы мог быть наследник! Все, что знаю и умею, вложил бы я в обучение… и все-таки пусть лучше — так. Пусть будет пилотом космодесанта, пусть заканчивает Академию, пусть вырастает в генералы. И пусть помнит деда таким, каким привык видеть, хоть и редко. Живой легендой, которой привык гордиться… Ах, Димка, Димка, стажер ты мой дорогой!»
Разговор утомил безмерно. Очень хотелось прилечь.
И гость, понимая все, оказался неожиданно тактичен: деликатно кашлянул, привстал, явственно намекая на готовность и желание откланяться.
Впрочем…
Как ни худо было, дело следовало завершить.
— Ваши гарантии, милостивый государь?
— Мое слово, Ваше Превосходительство!
— Этого вполне достаточно. Мои гарантии?
— Ну что вы, Ваше Превосходительство! Впрочем… — бритоголовый бросил быстрый взгляд исподлобья, и по тугим щекам его пробежала едва уловимая дрожь. — Я, знаете ли, коллекционер. Страстный! Автографы, знаете ли… Так вот, — бережно прижав короткопалой ладонью к груди исписанные листки, он перешел на заговорщицкий шепот, — может, позволите мне забрать с собой бумажки, а?
— Хорошо, берите…
Вряд ли это разумно. Но Хозяина безмерно утомила торговля, и не было сил спорить.
— Все, милостивый государь. Вы свободны!
— Один момент, Ваш-ство, — шепоток сделался маслено-льстивым. — Ежели так, то, может, еще и подмахнете, самолично? Ведь оно у нас как? Без росписи автографу — полцены…
Почуяв слабину, бритоголовый толстяк впился, как пиявка; он вязал подельника по рукам и по ногам, надежно, так, чтобы потом, в случае чего, не отмыться. Он не оставлял обратных путей и бы уверен: отказа не последует.
И он был прав.
— У вас есть перо?
— А как же! — гость торопливо извлек футляр.
— Подайте! Да побыстрее, милейший!
Так, капризно и свысока, обращаются к лакеям. Это был максимум того, что мог позволить себе хозяин кабинета в знак протеста, и посетитель стерпел бессильную издевку.
Сглотнул и замер, ожидая.
Большой рыхлый красиво-седовласый человек, страдальчески морщась, уложил поудобнее последний, на треть чистый лист, примерился, вздохнул, собираясь с силами, и аккуратно, стараясь не сбиться на каракули, начертал:
«К сему руку приложил — Я, ДАНИЭЛЬ КОРШАНСКИЙ».
Глава 1. ЧУЖАК НА ЧУЖОЙ ТРОПЕ
1
ВАЛЬКИРИЯ. Сельва. Начало декабря 2382 года
— Атх! — рассек зыбкую тишину гортанный крик. — ААт'тах!
И тотчас по притаившимся зарослям стегнули пулеметные очереди, иссекая в клочья тяжелый темно-зеленый полог. Палили не очень умело, наобум, зато — не жалея патронов. Чем гуще, тем лучше, пуля найдет цель!
Зашлась злобным треском суматошная пальба.
И вековечный лес, живая, могучая сельва, глухо застонала в ответ, замычала, захрипела, словно бычок, забиваемый мясником-неумехой. Заметалась невидимая глазу живность, перепуганно загалдели птицы. Шальные кусочки горячего металла рвали их плоть, убивали, и что с того, если им, бестолковым, никто не желал зла?
Несмышленые гибли просто так, за компанию.
Охота шла на человека.
На последнего еще живого среди тех, кто выполз из блестящего шара, рухнувшего с Высоких Небес. На отродье демонов гаали, сосущих кровь у младенцев и желчь у стариков.
Так объяснили загонщикам, и они поверили, не сомневаясь ни на миг, ибо объясняли Высшие.
Они поверили, и потому ни единого шанса на спасение не оставалось у экипажа учебного космофрегата «Вычегда»…
Кто не успел уйти в заросли, тот умер.
Трое — у трапа спасательной капсулы, когда туземцы ни с того ни с сего, без предупреждений и объяснений, открыли беспорядочный огонь. Еще пятеро — на открытом пространстве, отделяющем капсулу от зарослей, в спину, на бегу, без всякой пощады. Кто-то, кажется Ли Ю, попытался залечь и отстреливаться. Тщетно. Две короткие очереди, взрыв — и взметнувшийся в небо шквал земли, травы и плоти поставил точку на безнадежной попытке сражаться в одиночку против сотни.
