— Конец сегодняшнего путешествия. Следующая остановка — утро, — весело возвестил Густав.
Он последовательно отключил все, что только можно отключить, от освещения внутри салона до габаритных огней. Тепло теперь естественным образом сохранялось в корабле, разделенном на два отсека — кабину и салон. В последнем, конечно же, было холоднее. И Густав предполагал, что при двенадцати градусах мороза он без проблем продержится там около трех часов. Возможно, четыре часа.
На доброе, счастливое утро это никак не тянуло, учитывая, что сейчас стрелка на часах замерла около пяти. То есть страннику предстояла российская длинная ночь.
— Слишком длинная, — сказал странник.
Он засунул руку под пассажирское сиденье и вытащил оттуда ящик с инструментами. В отличие от багажника, здесь хранились мелкие, но не менее полезные в путешествиях вещи. Среди них оказался и топорик на короткой ручке. Густав взял его, засунул за пояс. Быстро проскочил в салон, едва отодвинув перегородку и тут же закрыв ее, чтобы драгоценное тепло не тратилось понапрасну. Было темно, но странник знал свой корабль от и до, поэтому ему не составило труда найти стоявший впритык к кровати ящик и достать компактный оранжевый пуховик. На дне хранились поношенные зимние ботинки с приделанными сбоку ножнами. Немного помедлив, странник достал и их. Легкие, на размер больше, чем нужно. Он выменял их позапрошлым летом, отдав за них электрическую ловушку для комаров и прочих насекомых.
Переодевшись, странник вышел из корабля и направился к дереву. Ветер стал слабее. Густав обрадовался: не нужно надевать капюшон, своим шуршанием снижавший до минимума возможность слышать, что происходит вокруг.
Осторожно ступая, странник выбрал дерево — березу. Густав достал нож и начал соскабливать кору. Его план сводился к тому, чтобы заготовить дрова для костра и скоротать те отведенные ему часы, что есть, в корабле, поглощая остатки тепла и борясь с холодом, пока хватит терпения. А потом уже примитивно греться у костра.
Береза тряслась под ударами топора и выглядела не очень, что хорошо: значит, древесина внутри сухая и будет хорошо гореть. Вскоре во все стороны полетели мелкие щепки. Густав тут же разделал их на лучины, расстегнул куртку и бросил их в нее, потому что держать их в руках на холоде не хотелось.
Пожалуй, на данный момент этого было достаточно. Странник огляделся. На протяжении довольно большого пути вдоль трассы шла искусственная насыпь. Недолго думая Густав поднялся на нее, проваливаясь в снег по колено, а где и глубже, и увидел то, чего опасался больше всего, — лес.
Его предупреждали, и предупреждения эти были обоснованными: лес таил в себе угрозу кратно большую, чем город. И в любой точке континента лес стал опаснее в разы после того, как люди отступили. А вернее, отползли, стерев до крови локти с коленями. Там, где раньше ютились маленькие рощицы, теперь с каждым годом разрастались леса, становясь все больше и больше.
Густав в тревоге обернулся назад. Солнце уже практически скрылось, луна проступала бледным пятаком, и корабль выделялся на белом снегу черным безобразным пятном. Всю жизнь он был для странника домом, родным пристанищем, но сейчас Густав ощутил страх.
Нужно было спешить. Он сбежал с насыпи, насколько позволял бежать снег, и возле борта машины до промерзшего асфальта расчистил свободное пространство. Свалил туда березовые щепки, подложил под них бересту, сверху придавил обломком кирпича, чтобы не разнес ветер. Затем вытащил из багажника пластиковый флакон с жидкостью для растопки костров. Ее оставалось немного, на самом дне. Согласно заверениям на старой этикетке, жидкость могла гореть очень долгое время при самых скудных запасах древесины. Странник скептически окинул взглядом жалкую кучку березовых щепок возле его ног. По крайней мере, этого должно хватить на первое время.
Густав положил флакон в карман куртки и залез в корабль. Вручную закрыл все замки, потому что на автоматику тратить энергию не хотелось.
Отсчет пошел. У него было три часа, чтобы поспать. Затем придется греться у костра, как первобытному человеку.
— Ирония судьбы такая ирония! — с усмешкой сказал странник и лег на кровать.
Раздеваться он не стал, лишь снял мокрые ботинки. Натянул на себя одеяло, надел капюшон и закрыл глаза. Заснул он, как всегда, быстро.
Но его разбудил не холод.
Однажды в городе, названия которого он уже и не помнил, Густав набрел на музыкальный магазин. В его практике такое случилось впервые — магазин уцелел. Он увидел длинные стеллажи, уставленные плотным строем музыкальных дисков. Над каждым из них висели белые таблички с синими буквами. Густав ходил между рядами, стараясь не наступать на куски опавшей с потолка плитки, смотрел на таблички и шептал: «Рок, поп, джаз, альтернатива».
У него в корабле имелись парочка дисков и две флеш-карты с внушительным объемом музыки, но вся эта ладность стройных каталогов ввела Густава в блаженный ступор. Как будто ему дали доступ к картотеке с наслаждением и из нее пролилась симфония, которой он тут же дал точное, самое точное название.
От всех рядов полок с дисками веяло одним словом: упорядоченность.
Он касался прошлого пальцами, оставляя отпечатки на пыльных обложках. Некоторые упаковки брал в руки, оттирал их и всматривался в веселые лица, что-то изображавшие и что-то пытавшиеся сказать. Но он не знал, что именно. Он мог бы услышать, но переслушать весь этот объем информации не имелось никакой возможности, да и желания тоже.
Густав взял себе штук пять дисков. На них, судя по всему, было записано что-то легкое. Рок и прочие тяжелые направления он отмел сразу из-за того, что было изображено на обложках. В этом мире и так хватает ужасов.
Когда же странник начал слушать свою музыкальную добычу в корабле, то оказалось, что один диск (с группой «Ratfish») испорчен. Четыре против одного — неплохой результат для мертвого мира. На этом диске он не обнаружил ничего — ни помех, ни треска, он просто выл на низкой частоте на всем протяжении своих бесчисленных звуковых дорожек. Густав не стал его выбрасывать, приспособив как маленький поднос. Но звук запомнил.
И вот теперь ему снился этот самый вой. Странник перевернулся на другой бок и недовольно поморщился, вспоминая, чем был этот «Ratfish» — группой или отдельным вокалистом? Он находился в пограничном состоянии, когда можно провалиться в сон либо окончательно проснуться.
Тишина.
Вой раздался снова через минуту. Густав замер, прислушиваясь. Мешал капюшон, и он аккуратно отвел его от уха, которым тут же почувствовал холодный воздух, заполнявший салон.
