– Родька! У меня есть нитки и иголка! Я могу пришить! – торопливо заговорил Ваффен, словно стараясь как можно скорее стать ей полезным.
Она еще раз вздохнула. Кинула оторванное ухо рядом с кроликом и выдохнула:
– Шей…
Затем повернулась и побрела к своему, самому далекому ящику.
* * *
Жиган чертыхнулся и еще раз потер ногой о сухой кустарник, в надежде избавиться от того липкого белесого дерьма, в которое он вляпался. Все-таки удивительно, что только люди не хранили на своих балконах. Вот что это такое? Краска загустевшая? Вот ведь западло какое. Самое обидное, что он тысячу раз делал ночные вылазки и ничего. Не встревал никуда. А тут средь бела дня… Блин…
– Жиган? – Вышедший из-за угла полуобрушевшегося здания Клим с удивлением уставился на своего товарища. – А ты чего тут?
– А ты чего? – вопросом на вопрос ответил Жиган.
– Да я это… – он нервно поправил вещмешок у себя за спиной. Шарахался в окрестностях.
– Ну, так и я. А чего ты днем шарахаешься? Взбучку от Саныча захотел?
– А сам-то чего?
– Да я это… Людей каких-то увидал издалека. Проследить хотел. Но упустил.
– Аааа… Ну пошли домой. Обед скоро.
– Айда. – Жиган кивнул, – Чего там тащишь?
– Да так… – Клим многозначительно пожал плечами. – Что на обед-то сегодня?
– Да те же консервы. Забыл что ли?
– Да я так… Думал может новое что-то…
– Откуда. В рейд никто пока еще не ходил. А вот может ты, что-то тащишь? – Жиган снова вернулся к содержимому вещмешка Клима.
– Да барахло там, – нервно поморщился Клим.
– Что за барахло?
– Да… Ну это. Из аптеки. Может для желудка там, своего что найду.
– Ага. Просроченное. Да выгребли все аптеки сразу. Чего ты там найти мог? Пыль?
– Отвянь, а. Вот пристал.
Они уже подходили к своей станции, когда с крыши ее донесся какой-то звук и вопли. Похоже орал Шум.
– Что там такое? – Жиган насторожился. – А ну побежали, что за палево там.
Клим присел, схватившись за живот.
– Давай без меня… – прокряхтел он. – У меня опять приступ.
– Черт. Ладно. – Жиган махнул рукой и побежал к лестнице.
– Гулять любите?! – Саныч по обыкновению шваркнул кулаком по столу. – Это что за херня?! Я что говорил по поводу дневных шатаний?!
– Да, что ты Саныч, – хныкнул Шум держащий у разбитого носа влажный платок. – Ты спроси, какая падла мне шнурки завязала! А если бы я с крыши навернулся мля! Ваффен, ты сучонок чухонский это сделал?
Они снова собрались в вагоне, служившем им столовой. Такой нынче выдался обед. Эмоциональный и конфликтный. Родька больше не разглядывала людей. Она сидела тихо в стороне и, молча смотрела в свою миску, боясь хоть чем-то выдать свою проделку.
– Пошел ты нахер! – истерично воскликнул эстонец в ответ Шуму.
– Я тебя на ремни порежу, Ваффен!
– Угомонитесь! – заорал Саныч. – Кто это сделал на самом деле?! У кого мозги набекрень и такие шутки шутит, а?!
– А нехрен спать на вахте, – послышался голос Моряка.
Все взглянули в его сторону. Его бороду, не таясь, пересекала злая ухмылка.
– Кто бы не сделал, был прав. – Добавил Моряк.
– Так это ты?! – зашипел скинхед. – Я тебя урою чурка!
– Я над спящими часовыми не так стебусь. – Спокойно проговорил военный. – Если бы это был я…
И моряк вдруг вскочил со стула и, схватив Шума сзади за голову, приставил к его глотке нож.
– Я бы сделал глубокий надрез от уха до уха! И вытащил бы оттуда твой поганый язык!
– Сделай это сейчас, – Хмыкнул Ваффен.
Саныч медленно поднялся во весь рост. В его руке лязгнул кусок арматуры.
– Ну-ка отпусти его, тельник. Я кому сказал. – Угрожающе произнес машинист электропоезда.
Моряк бросил на Саныча злой взгляд. Видно он очень не любил когда ему угрожали. Оттолкнув от себя скинхеда, Моряк сел на свое место и стал есть.
– Я же говорил вам, что он чурка, – проворчал Шум, косясь на военного.
– Если у него темные волосы и борода, то это еще ничего не значит. – Пожал плечами Щербатый.
– А твоя рожа что значит? – ухмыльнулся скин.
– Слышь, бритоголовый. Я эту арматурину сейчас об твою голову гнуть начну, – предупредил Саныч.
Шум замолк.
– Итак, слушайте меня. Дурость ваша меня порядком допекать начала. Это мое метро. Это мой поезд. Это моя, мать вашу, станция. Кому что не нравится, валите к бениной маме. А если вам тут комфортно и уютно, то сидите и не рыпайтесь. И шутить так друг над другом не надо. И бродить средь бела дня в поисках беды не надо. Ладно, сами сгинете. А как беду сюда приволочете? А? Ваффен!
– Чего…
– Ходил куда?
– Я никуда не ходил. Я на станции был. Родька видела, что я на месте.
– Ладно. Щербатый, ты.
– Я тоже дома сидел. Книжку читал. – Щербатый снова пожал плечами, опустив лицо и поедая обед.
– Клим?
– Чего Клим… – он угрюмо посмотрел на Саныча.
– Шлялся где говорю!
– Я лекарства искал. Язва замучила, спасу нет.
– Нашел?
– Нет, – Клим дернул плечом.
– Погоди, а что за барахло ты тащил? – удивился Жиган.
– Просто барахло, – буркнул Клим.
– Так ты говорил что…
– Да нет там ничего путного, – разозлился Клим.
– Моряк? – Хмурый Саныч повернул голову в сторону бородатого.
– Я в тоннель ходил.
– А за каким хреном?
– Уровень воды смотрел. Не повышается ли. И фон замерял.
– Ну, это конечно дело полезное. И в тоннель ходить не по городу шляться все же.
– Ишь… Герой, – хмыкнул Жиган.
– А ты Жига куда задницу свою волочил?
– Я людей видел.
– Да?
– Да, – Жиган огрызнулся. – Это ведь наш дозорный славный видеть должен был, а не я. Но он так вахту несет, что даже не заметит, как его отпердолили, пока рожать пора не настанет!
– Жиган, да ты полегче! – протестующее воскликнул Шум. – Ты сам-то в дозорах не стоишь!
– Хайло завали! – рявкнул Саныч. – Так откуда и куда люди шли?
– Ну… Трое… По путям. Мимо старого Рыбацкого. Потом на Гоголя свернули. Ну, я их из виду потерял потом.
– А мы же с тобой на Караваевской встретились. – Клим посмотрел на своего товарища.
– Ну да. Ну, так я ведь искал их. А потом этот крендель орать на крыше стал, когда шнобель разбил себе. И мы бегом обратно.
– Шнобель у чурок, – буркнул Шум. – У меня нос.
– Короче, кучка баранов. Меня слушайте. Я больше повторять не буду. Без моего ведома никуда. – Угрожающе произнес Саныч. Затем схватил за шиворот скинхеда. – И сука не спать на посту!
– А ты сам куда ходил, а старый? – Шум вдруг оскалился, показывая покрасневшие от натекшей из носа крови зубы.