– А ты? Ты когда первый раз подключилась?
– Уже после смерти Санчеса. Мне и в голову не пришло связать его смерть с установкой. Теперь-то я понимаю, какая это дьявольская штуковина.
– Дамарис. Ее нужно разрушить.
– Разрушить? – Глаза Дамарис сузились. – А ты подумал о миллионах слепых, миллионах глухих людей? Эта дьявольская установка – путь. Это их единственный шанс снова видеть, слышать. Ты понимаешь?
– Нет. О чем ты говоришь?
– О господи, Хосэ! Установка способна транслировать в мозг ощущения другого человека, находящегося за тысячи километров. А если транслировать сигнал с миниатюрной, цветной камеры? Прямо в мозг! Даже дети с врожденной слепотой смогут видеть! Это ты понимаешь?
– Ты думаешь, доктор Санчес сделал ее для этого?
– Я не знаю! Старик всегда был немного сумасшедшим. Но он был гением, это несомненно. И вот что, Хосэ. Пообещай, что ты потратишь часть денег на то, чтобы из этой установки получилось хоть что-то по-настоящему полезное людям!
– Да. Да. Конечно!
– Обещаешь?
– Обещаю.
Дамарис резко развернулась и вышла из кухни. Хосэ стал собирать со стола тарелки.
Через несколько минут, Хосэ уже домывал посуду, на кухню снова вошла Дамарис.
На ней были джинсы и та же черная футболка. Волосы она зачесала назад. На носу были черные стильные очки.
– Хосэ! Я хочу в парк «Гуэль»!
– Нет проблем, сейчас я домою посуду.
– И еще заедем в «Саграда-Фамилиа». Ладно?
– Может, сразу возьмем экскурсионный тур? – пошутил он.
Девушка молча вышла.
Следующие несколько часов были похожи на трогательное прощание с городом. Когда-то Хосэ тоже так прощался с Барселоной. Когда уезжал на работу в Лондон. Он сидел в тени деревьев в парке «Гуэль». В одной руке бутылка холодного пива, в другой сигарета. Он вдыхал запах раскаленной полуденным солнцем земли и любовался парящими в высоте голубями. Они кружились в танце на фоне неба, похожего по цвету на застиранные джинсы. Сигарета догорала до фильтра, пиво нагревалось, а Хосэ так и не мог оторвать взгляд. Он зажигал следующую сигарету, доставал из переносного холодильника новую бутылку, и тут его взгляд приковывал причудливый, доминирующий над всем шпиль «Саграда-Фамилиа».
«Это было всего два года назад», – подумал Хосэ. Он привел Дамарис на то же место. Она молча стояла под деревом, обводя взглядом крыши родного города.
– Ты так и не сказал, как бы ты хотел умереть, Хосэ.
«На этот раз ты меня не застанешь врасплох», – подумал он, тщательно обдумывая ответ.
– Я? Я хотел бы умереть лет так в восемьдесят. В своей постели. Окруженный десятком детей и внуков. И оставить после себя большой дом с апельсиновым садом. – Хосэ улыбнулся. «Надо перевести ее на позитивное мышление. Прочь все мрачные мысли».
– А я могу сказать, как ты умрешь, Хосэ. Вернее не как, а где. Ты умрешь на песке. И смерть придет совсем неожиданно. Ты даже не успеешь испугаться. Так что твою смерть никак не поймать с помощью установки.
«А ведь она верит в то, что говорит. – Хосэ снова растерялся. – О господи! Мне никак не справиться. У меня слишком мало опыта. Она каждый раз просто ошеломляет меня. Я должен взять контроль над нею. Направлять ее мысли. А на самом деле это она управляет мной. Загоняет меня, как кролика!»
– Пойдем отсюда, Хосэ. Нам надо успеть в аэропорт.
– Да, конечно. – Психолог поднялся на ноги. Растерянный, выведенный из равновесия. «Может, наорать на нее? Хотя вряд ли поможет. Она воспринимает реальность через туман гнетущих ее черных мыслей. Любой внешний раздражитель – как укус комара. Она почти полностью погружена в себя».
Дамарис опустилась на водительское сиденье и завела мотор.
– Нет. Нет. Давай я поведу.
– О боже, Хосэ! Это моя машина.
– Да, конечно. Я понимаю. Но мне так спокойней. И не забывай, я давал тебе таблетки. А после них за руль нельзя.
– Сюда ехали, ты вел, обратно тоже ты. Я не маленькая, – ворчала Дамарис, пересаживаясь.
«Хочется все же доехать живым. А водитель с суицидальными стремлениями – хуже не придумаешь». Через сорок минут они были дома. Дамарис, что-то напевая, собирала чемодан. Хосэ, побросав свои вещи в сумку, был готов в пять минут.
– Вызовем такси? Или поедем на твоей машине?
– А как проще?
– Наверное, такси. Меньше проблем с парковкой.
– Ну, тогда закажи такси.
Хосэ взял трубку телефона и ушел на кухню.
– Алло, Джейн? Это снова Хосэ Мануэль. Доктор Гернсбек освободился? Уехал? Черт! Нет. Не надо. Завтра он будет? Ну и отлично! До свидания.
Хосэ набрал номер такси.
Через тридцать минут зеленое такси остановилось у подъезда. Садясь в машину, Дамарис вдруг застыла.
– Я не хочу ехать!
– Только без истерик! Мы вернемся самое большее через две недели.
– Я не хочу ехать, – тихо повторила она, опускаясь на сиденье. По щекам девушки катились слезы. Она, не замечая их, уткнулась пустым взглядом в лобовое стекло. Хосэ поежился. Страшное впечатление производило застывшее, словно маска, лицо Дамарис. Единственным живым на ней были бегущие слезинки. Машина тронулась.
За все полтора часа Дамарис не проронила ни слова. В аэропорту Хосэ, словно робот, высадил ее из такси и повел к зданию, держа за руку. На плече у него висела сумка, в руке чемодан Дамарис. Первым делом они подошли к стойке предварительного заказа. Назвав свою фамилию, Хосэ получил билеты. Регистрацию уже объявили. И они сразу направились к секции тринадцать.
– Стой рядом, – сказал Хосэ и положил на весы чемодан и сумку. Потом протянул улыбчивому служащему билеты и паспорта. Бесцеремонно отодвинув Хосэ, к стойке вдруг протолкался высокий брюнет.
– Эй, мистер! Я просил вас посадить меня к окну. А вы что мне дали?!
– Успокойтесь, сэр, не надо так нервничать. Вы сказали, что вам все равно, я дал вам середину.
– Я сказал, мне все равно, какой ряд. Но не место!
– Послушайте, сейчас моя очередь, я уже отдал билеты, – вклинился Хосэ.
– Не лезь! – рявкнул брюнет.
– Сэр, я уже внес вас в компьютер. К сожалению, я ничего не могу сделать.
– Мне плевать на ваш компьютер! Дайте мне место у окна, черт побери!
В этот момент Хосэ услышал пронзительный женский визг. Потом еще один.
Мгновенно разметав очередь, он вырвался из толпы и, лихорадочно озираясь, пытался отыскать глазами Дамарис. И он увидел ее. Она стояла на карнизе второго яруса, который отделяли от пола метров восемь. Внизу шумела людская толпа. Наиболее слабонервные женщины, закрывая глаза, визжали и разбегались подальше, предчувствуя страшное. Дамарис развела руки в стороны и глубоко вдохнула. Внезапно наступила тишина, или, может быть, Хосэ так показалось. И в этой гулкой тишине огромного зала отчетливо прозвучали слова:
