Николай Полунин - Цербер

— Да про кого такого не скажут, если девушка… того, неуступчивая. А вот…

— Это ты прав, — вмешался старший, высокий и светловолосый. — Все, перекурили, едем дальше.

Его спутник, моментально прервав разговор, юркнул в машину, второй сел рядом. «Турбо» взревел, выбросил клуб сизого дыма и умчался, обогнув девушек.

— Даже не попрощался, — сказала подруга блондинки. — Хам.

— Как у них машина называется — «Блейзер»? — скучным голосом поинтересовалась третья.

— «Мицубиси-Танжера», — важно и неправильно сказала блондинка. — У моего любовника такой. — И оглядела остальных сверху вниз, что ей, при ее росте, было нетрудно.

В это время оркестр грянул во второй раз — гроб опускали в могилу. Донесся вой плакальщиц, ему вторил грачиный крик над полем по ту сторону шоссе.

Подруги пошли своей дорогой, и только большая блондинка, щурясь от солнца, смотрела на толпу, запрудившую почти четверть кладбища, совсем забыв о солнцезащитных очках, сдвинутых на лоб.

— Теперь понял? — спросил Михаил в машине.

— Теперь понял, — отвечал Алик, пригнувшийся к рулю. Он жал по пустынному участку.

— Ну и что ты по этому поводу думаешь?

— Да ничего особенного. Что тут думать. Все ясно. все ясно и ничего особенного

«Мне бы так», — подумал Михаил.

В придорожном кафе Михаил сразу взял себе бутылку коньяку. Кафе — слишком громкое название для двух составленных вместе строительных вагончиков.

— Не нравятся мне эти рыла, — тихо заметил Алик. Он жевал цыпленка и глядел в окно, забранное узорной решеткой в виде сердечек, но говорил о компании четырех амбалов в углу. Столик компании был уставлен пивом. Красовались две бутылки хорошей водки. Пустые.

Амбалы обратили на них внимание, едва они вошли.

— Легковые стоят какие рядом? — спросил Михаил, цедя коньяк и тоже глядя в окно. Он имел в виду площадку перед кафе.

— Не-а. — Алик лениво кинул полуобгрызенную ножку и принялся вытирать пальцы салфеткой. При этом его взгляд, проехав по компании, обратился к стойке. Персонала в кафе был один мужчина старше сорока пяти. Он что-то переставлял за гудящей экспресс-кухней.

— Хорошее время лето! — громко сказал Михаил. — Ночи светлые, ехать легко.

— Не надо, шеф. Это местная братва, хозяин им наверняка платит. — При желании Алик мог говорить вообще не разжимая губ и очень быстро. — У вас есть что-нибудь? У меня есть, но все равно не надо.

— Хороший вкус, — раздался голос. Каких угодно слов можно было ожидать, но только не этих. Михаил поднял глаза.

— Но виски «Чивас Регал» лучше, — продолжал подошедший амбал, разглядывая этикетку «Ахтамара», который Михаил успел уполовинить.

Чтобы лучше видеть, амбал наклонил бутылку, положив прямо на горлышко указательный палец с грязным ногтем.

— Только дорогое, спасу нет. И здесь не продается. Одолжили бы, мужики, на бутылочку. Заодно и подкинули б, вы же при колесах. А то мы и сами можем. Тачка у вас что на…

Это все, что он успел сказать. Зря сказал. И отвернулся к своим зря. Прямым указательным — в сонную артерию, толчком в плечо — чтобы валился быстрее.

Пока Алик вынимал то, что у него там с собой было, еще один из подскочивших амбалов остался без глаза, летящая бутылка отбита в воздухе, из двоих один растянулся, наткнувшись на опрокинутый столик, четвертого снес выстрелом Алик.

Заключительным аккордом прозвучал звонкий хлопок бутылки «Ахтамара», которую Михаил успел подхватить, о затылок летящего через столик. Точка.

У Михаила слегка потрясывалось в селезенке. Он оглядел поле, точнее назвать — уголок сражения.

Первый и четвертый лежат, второй подвывает, зажимая лицо, третий копошится. Михаил решил ему не добавлять.

Кинул остаток денег хозяину, который стоял за стойкой с поднятыми руками. Поднимешь, если тебе в щеку упирается воняющее порохом дуло. Револьвер «лилипут», конечно, не «люгер», но в барабане у него еще две пули, а третьей только что ухлопали твоего человечка.

— На лечение и похороны. Боюсь, этого мало, чтоб ты нас забыл, так что скоро мне придется раскошелиться и на твои похороны тоже.

В «Турбо» Михаилу больше не требовалось сдерживать ярость.

— Вообразил себя агентом с лицензией на убийство, сучонок этакий?!

— А что было делать? Вы ж этого, первого, тоже. Я такой удар знаю, «укус змеи» называется, забыл только, как по-японски.

— «По-японски»… Веди, не дергайся, в кювет меня не свали. Мысли, что дальше делать, имеешь?

Алик всем своим устремленным на дорогу видом показывал: ты старший, ты и решай. «В кювет бы неплохо, — подумал Михаил, — дурачка этого только жалко».

— С трассы убежать сумеешь?

— Нон проблемас.

— По-умному убежать, я имею…

— Нон проблемас, — повторил Алик, упрямо не глядя на Михаила.

— Вот и убеги. И домой меня привези. — Михаил усмехнулся. — На базу. Там станем решать, затаиться и ждать, может, само обойдется, иль у кого помощи просить.

Если уж так получилось и парень оказался посвящен во многое, Михаил решил не таиться от него и еще в одном. До сего дня один тезка-Мишка, которого он вытащил из похожей ситуации, видел, что Михаил может в схватке. Он этого никогда не афишировал. С другой стороны, Алик — единственный, кто впрямую наблюдал главный результат работы Михаила и поэтому оказался как бы причастным к высшим тайнам. Вот не грех ему и еще кое-что узнать.

К тому же Михаилу захотелось созорничать, чтобы увидеть физиономию Алика.

Он доверился чутью и знанию местности своего водителя, не мешая Алику выбрать место съезда с трассы, несмотря на то что для этого им пришлось-таки миновать один мерзкий городишко, где наверняка могли быть оповещены.

Но он видел капли пота на лбу и щеках Алика, сведенные на баранке пальцы и предпочел не вмешиваться. Парень понимает, чем рискует, а если понимает, то рискует не напрасно.

Зато почти сразу потом они соскочили сперва на проселок, следом, после пары глухих уснувших, а может, мертвых деревенек, — в лес, и пошли петлять лесной неведомой дорогой. Яркая полная луна то вылезала из-за черных елей, то скрывалась за ними.

Продолжая ход задуманной шутки, Михаил ближе к полуночи начал то и дело включать часы на зеркале. Наконец без пяти минут оставил включенными совершенно, а без одной двенадцать велел остановить машину и выходить.

Июльскую ночь наполняла тишина, особенно ощущаемая после того, как мотор был заглушен. «Сплюсплю!» — крикнул козодой, и это было странно, потому что откуда быть козодою в лесу.