– Ну да… Бывший компаньон хотел пустить меня по миру буквально голым.
– Судья Валентина Владимировна Чечёткина приняла сторону истца, и вы, выйдя из себя, обвинили её в зверском убийстве собственного мужа, на тот момент числившегося без вести пропавшим. При этом упоминались такие душераздирающие подробности, что судья Чечёткина получила обширный инфаркт. Было такое?
– Было. – Кульяно виновато кивнул. – Сорвался… Но я не клеветал. Незадолго до этого случая мне довелось выслушать жалобы души, напрямую обвинявшей в убийстве свою супругу Валентину Чечёткину. Несчастного оглушили, а потом живьём закопали в землю. Умирал он долго и мучительно, а такой стресс даёт о себе знать даже спустя несколько поколений… И вот я сталкиваюсь в суде с некой Чечёткиной, которая к тому же ведёт мое дело. Естественно, разобрало любопытство. Адвокат подтвердил, что у Чечёткиной действительно пропал муж. Совпадение, прямо скажем, удивительное. И вот когда она стала бессовестно засуживать меня, каюсь, не выдержал. Понесло. Сказал ей прямо в лицо всё, что накипело. Кто же мог знать заранее, что она хлопнется в обморок.
– Молитесь богу, чтобы этот обморок закончился благополучно. Иначе вам может грозить совсем другая статья.
Людочка, всё это время возившаяся с куклой, незаметно сунула Цимбаларю записку. Продолжая беседовать с Кульяно, он развернул её у себя на колене и прочёл: «Лопух, ты включил не ту кассету! Это была запись реального плача моей новорождённой племянницы».
Скомкав записку, Цимбаларь как ни в чём не бывало продолжал:
– Следовательно, вы настаиваете на том, что слова, сказанные в адрес судьи Чечёткиной, были не облыжной клеветой, а вполне обоснованным обвинением?
– В моём понимании – да, – кивнул Кульяно.
– Но подтвердить это фактами не можете?
– Увы!
– Хорошо, продолжим эксперимент. Прослушайте другую запись.
Теперь пультом завладела Людочка, смыслившая в управлении куклой побольше, чем Цимбаларь. Снова раздался душераздирающий рёв, исходивший не только из глотки, но даже из брюшка фальшивого младенца.
Уже спустя минуту Кульяно замахал руками:
– Вот это уже явная бессмыслица! Напоминает вой стиральной машины, насилуемой перфоратором.
Подобные опыты Людочка проделала ещё раз пять, чередуя записи натурального детского плача с подделкой. Кульяно реагировал абсолютно безошибочно.
Настроение обоих оперов заметно упало. Простенькое задание, казалось, уже выполненное, нежданно-негаданно превратилось в неразрешимую проблему. Выход из положения, как всегда сомнительный, нашёл Цимбаларь.
– Есть верный способ снять с вас все обвинения, – сказал он, уже воспламенённый собственной идеей. – Помогите найти труп Чечёткина, и за решетку попадёт она, а не вы. Но для этого вам придётся припомнить каждое слово, сказанное его душой.
– Знаете ли, я уже почти всё позабыл, – извиняющимся тоном произнёс Кульяно. – Учитывая специфику моей профессии, это неудивительно. Я буквально захлебываюсь в океане самой разнообразной информации.
– А если допросить родителей, присутствовавших на сеансе? – предложила Людочка.
– Ну что вы! Я их в такие ужасы не посвящал. Вскользь упомянул о насильственной и весьма мучительной смерти, которую пережила душа, вселившаяся в ребёнка. Остальное было болтологией чистейшей воды. – Он смущенно потупился.
– И всё же вам придётся поднапрячь память, – сказал Цимбаларь. – От этого зависят условия вашего существования на несколько ближайших лет… В зале суда вы, кажется, упоминали о каких-то колготках.
– Совершенно верно, – ожил Кульяно. – Чечёткина засунула в рот мужу колготки, случайно забытые любовницей в его автомашине.
– Выходит, и у Чечёткина рыльце было в пушку?
– Да, но за супружескую измену заживо не хоронят.
– Ещё как хоронят! – возразил Цимбаларь. – И хоронят, и душат, и сжигают, и кастрируют. Вспомните классические примеры. Хотя бы того же Отелло… Кстати, а как Чечёткина сумела справиться с мужем?
– Видели бы вы её! Не баба, а молотобоец! Из тех, кто не только коня на скаку остановит, но и медведя до смерти напугает. Не могу утверждать категорически, но со слов души у меня создалось впечатление, что сначала Чечёткина ударила мужа лопатой. Тяжелой, острой лопатой. А пока он пребывал в бессознательном состоянии, той же лопатой вырыла могилу.
– Нда-а… – задумался Цимбаларь. – Меня чем только в жизни не били, даже епископским крестом и урной с человеческим прахом, а вот лопатой ещё никогда.
– Интересная получается цепочка, – заметила Людочка. – Автомашина, колготки, лопата, могила. В городе такого случиться не могло. Возле подъезда могилу не выроешь. А в машине лопаты обычно не возят.
– Хочешь сказать, что разборка случилась где-то на лоне природы?.. А когда вам довелось услышать жуткую историю про зверски убиенного муженька? – Последний вопрос, конечно же, адресовался Кульяно.
– Э-э-э… Где-то весной или в самом начала лета. Можно уточнить по регистрационному журналу.
– Пока не надо. Если я что-то смыслю в этой жизни, горожане пользуются лопатами два раза в году. Весной, когда вскапывают дачные сотки, и осенью, убирая стопудовый урожай. Естественно, что большинство преступлений, связанных с применением лопаты, выпадает на эти периоды… Надо уточнить, имелась ли у Чечёткиных дача.
– Тут без помощи Петра Фомича Кондакова никак не обойтись, – сказала Людочка. – Надо звонить ему.
Спустя четверть часа она уже записывала адрес загородного домовладения, числившегося за федеральным судьей Валентиной Чечёткиной.
Едва Цимбаларь и Людочка покинули кабинет, как очередь, и без того наэлектризованная долгим ожиданием, взорвалась возгласами возмущения, которые заглушили даже детский плач. Однако появившийся следом Кульяно разом смирил разгулявшиеся страсти.
– К сожалению, неотложные дела вынуждают меня прервать приём. Приношу вам свои самые искренние извинения. – Он поклонился на все четыре стороны, словно злодей, осуждённый на казнь. – Желающие могут получить деньги обратно, а всех остальных я ожидаю завтра с утра.
– Похоже, вы абсолютно уверены в своей правоте, – сказала Людочка, когда они уже подходили к служебной машине, оставленной за углом.
– Способность блефовать – это тоже дар божий, – обронил Цимбаларь, в поисках ключа зажигания выворачивая карманы.
– Позвольте оставить ваше голословное обвинение без ответа, – парировал Кульяно. – А по поводу слов девушки можно выразиться следующим образом: я уверен в своей правоте, но не уверен в том, что смогу убедить в этом других… Мне на заднее сиденье?
