цокающих ребят, что умели делать гок’овые канаты. Тогда я решил что раз у нас этот гок, не растет, то и нафиг мне не нужны мастера, умеющие его обрабатывать. …Пришлось мучиться самому, и мучить окружающих, пока вдруг не выяснилось, что люди шамана Гисакая, те самые, которых я, на героическом поединке, вырвал из лап злобного дракона и людоеда Бифара, (это официальная версия), тоже знакомы с выделкой ткани из тростника.
В общем поднатужились, — и за три-четыре годика, совместными усилиями, научились делать достаточно прочную ткань, чтобы выдерживать порывы ветра.
…А все что касалось местной навигации и отдачи команд, — ясное дело, — язык прибрежников. Благо, эти ребята знали море как никто другой в этом мире.
…И кстати, — Дор’чин, совершивший на наших кораблях уже шесть поездок в Вал’аклаву, как-то обмолвился, что уже и там, народ начинает пытаться копировать наши лодки, и использовать наш военно-морской сленг.
— Смена… — Проорал Дор’чин, своей луженой глоткой.
Оно и пора. А то хоть руки уже и привыкли толкать упругую тяжесть весла, однако спина все же малость сдает. Да и переломанные давным-давно ребра, мешают вдыхать полной грудью, так что…
Сменившейся команде, выдали пожрать. — Тоже ведь целая эпопея была с этой едой. Не так-то просто сделать запас продуктов, чтобы и не сгнили за пару недель в морской сырости, и чтобы ноги с них не протянуть, или цингу не подхватить.
Пришлось даже целую кулинарную лабораторию открывать. …Причем в собственном дворце. Осакат с Оилиои, успели раз двадцать подружиться и переругаться на этой почве, зашпынять до полусмерти Лигит, и замучить Улоскат. А уж бедные бабы, евшие «со стола Великого Вождя», которых сестренка без зазрения совести использовала как собственных служанок, (да она всех баб племени гоняла по своим делам), кажется готовы были стать первыми в этом мире анорексичками, — настолько отвратителен стал им вид еды.
Но так или иначе, а мясо коптить, с минимальным содержанием соли, (её и в море дофига), или готовить лепешки, которые может и каменеют, зато не плесневеют, — они научились. А еще, — хранить овощи, заготавливать ягоды, делая своеобразную пастилу, методом отжима и высушивания, (уточнить рецепт который подкинул Мит).
А очаг на корабле? — В детстве всегда не понимал, читая что моряки едят заплесневелые сухари с жучками внутри. — Ведь можно же взять с собой просто муку!
Ага. — Вот только где печь этот хлебушек? — Открытый огонь на деревянной посудине, постоянно качающейся на волнах, — это аттракцион из серии жонглирования работающими бензопилами! Да и поленницу дров, на корабль, где каждый квадратный сантиметр палубы и кубический трюма, приходится брать на учет, — особо с собой не прихватишь.
А длительное хранение воды? — Я вспомнил рассказы про воздействие серебра на воду, — якобы оно бактерий там убивает. Попробовал, — и впрямь, — если положить в кувшин с водой немного серебра, — вода остается свежей намного дольше. …Но ведь это серебро еще и пришлось закупать. И не где-нибудь, а в Вал’аклаве, и по совершенно дурным ценам, поскольку серебряные изделия, привозили туда откуда-то с востока. Вот теперь, — остается надеяться, что запасенная нами вода, выдержит трансморской переход. …И что ее хватит. И…
А вот уже и ночь. …А задумывались ли вы когда-нибудь, где и как, спали матросы Колумба…???
Глава 2
— Где???
— Да вон, — вроде облачка на самом горизонте видишь? Вот это и есть земля…
— Значит, — дошли?!?!?
— Дошли!!!!
Нам понадобилось на это ровно 18 дней. — Вроде бы, — всего ничего. У меня бывало целый год пролетал в хлопотах и суете так быстро, что казалось будто в голове еще остаются небольшие клочки похмельного тумана после прошлого Праздника Весны, как уже пора отмечать новый.
Но когда эти 18 дней, ты не видишь ничего кроме безбрежного моря, сливающегося где-то на горизонте, с таким же бесконечным небом… И это море столь огромно, что хоть нос твоего судна и режет волны, вздымая даже кой-какой пенный бурун, но все равно, — кажется будто ты стоишь на месте, ибо взгляду невозможно уцепиться за какой-нибудь неподвижный ориентир.
…Моим-то ребятам было чуточку полегче. — Они верили в своего Шамана, который уже свершил столько невообразимых чудес и подвигов, что даже безбрежное море, наполненное морскими чудовищами и жуткими демонами, — не может не покориться его могуществу. А вот что чувствовал я, особенно когда на десятый-двенадцатый день, ко мне потихоньку начали подходить наши ребята, и как бы между делом спрашивать. — «Когда???».
И что я им мог ответить?
Особенно на четырнадцатый день путешествия, когда погода испортилась, и небо затянула беспросветная пелена, через которую не было видно даже солнца?
— Скажи, Великий Шаман Дебил… — Спрашивали они меня тогда. — А не заблудились ли мы? И не означает ли эта беспросветная пелена, что мы уже ушли за Кромку, куда уходят наши покойники, которых мы отправляем на плотах в море?
— Плывите туда, куда указывает нам частица Волшебного Меча Лга’нхи, — отвечал я им. — И ни в чем не сомневайтесь…
— Слышь, эта, Шаман Дебил. — Подходил ко мне Дор’чин. — Осталось всего два десятка кувшинов с водой. — не надо ли нам начинать выдавать людям по пол кружки воды, вместо целой?
— Выдавай как раньше! — Уверенно отвечал я ему. — Потому как боялся что экономия воды, может вызвать нехорошие настроения в команде, а то и панику.
И Дор’чин верил мне, и выдавал по полной кружке. И люди верили мне, и пили эту воду, шутя и посмеиваясь. Даже не подозревая, какой же червь неуверенности и страха, грыз меня все эти 18 дней.
И вот мы дошли!
Глава 3
Ну??? — И куда мы попали?
Берег, сплошная стена, поднимающаяся над морем метров на пятьдесят. А перед ней, в море, метров двести-триста сплошной пены и брызг, от разбивающихся о многочисленные рифы и каменюки, волн.
— В какую сторону поплывем? — Опять стал пытать меня Дор’чин, преданно заглядывая в глаза, видимо свято уверившийся в непогрешимость моих рекомендаций.
— Ме-е-е-е… — глубокомысленно ответил ему я, почесывая затылок, и переминаясь с ноги на ногу.
