…В здании крупнейшего коммерческого банка, помпезном и тяжеловесном, будто подготовленном сдержать штурм с применением ракет, Борюш снял маску, чтобы предъявить банкирам свой «новый» вид — со шрамами и ежиком седых волос. И сделал это в присутствии управляющего, операциониста и сексапильной секретарши, наливавшей боссу и важным посетителям крепкий брауш — напиток, заменяющий на Аорне кофе. Секретарша первой и подтвердила его личность, завизжав, как будто кто-то ущипнул её за попку.
— Всевышний, это ж Борюш!
И тут же спохватилась
— Простите, господа. Не смогла сдержаться… У нас герой! Про него писали, что ранен, лечится, а тут он прибыл к нам. Какое счастье! Я так его люблю!
— Угомонись, Айиша! — рявкнул управляющий, в противоположность летчикам — рыхлый, пожилой, но тоже панк. — Господин Борюш не желает, чтоб о его визите к нам узнали посторонние. Если проболтаешься, уволю. И нигде, кроме борделя, работы не найдешь.
Клерк, затянутый по самое горло в форменный мундир лилового цвета, при этой сцене промолчал, сохранив невозмутимость, хотя глаза его смеялись.
— Понятия не имею, что они во мне находят, — слукавил Макс и с хрипловатым придыханием, максимально точно передавая интонацию своего персонажа, произнес: — То, что вы называете любовью, — это немного неприлично, довольно смешно и оч-чень приятно [5].
Мужчины, которых дома жены, матери и сестры лишали спортивных матчей, потому что по телевизору шел сериал «Ничего, кроме любви» — их проще было убить, чем заставить переключить канал, шутку оценили. Киношный Борюш проповедовал только «высокую ах-любовь» и никогда бы не пошутил бы над святым чувством перед камерой.
— Вот что такое — настоящая медийная личность, — пророкотал банкир. Его немного отпустило после восторженной истерики секретарши. — Найдет общий язык с кем угодно.
С его подачи все проблемы решились моментально. Клерк принес в начальственный кабинет новенькую чековую книжку и толстую пачку наличных — не менее полугодового содержания майора ВВС. Управляющий заверил, что для банка — огромная честь обслуживать героя из героев, славного представителя династии Аюшей — и так далее, и тому подобное, а яркой улыбкой банкира можно было освещать подвалы.
Финальный штрих в прощании с банкирами оставила все же секретарша. Внезапно она сорвала свою форменную банковскую блузку, продемонстрировав опешившим гостям красивой формы грудь с торчащими сосками.
— Борюш, дорогой! Оставь автограф для своей поклонницы!
Макс мысленно ругнулся. У Борюша была манера писать автографы на груди своих поклонниц — он видел эти ролики на корабле. Козел похотливый! Но деваться некуда: мужчины в кабинете вытянули шеи, и Айиша смотрит умоляюще. Он кивнул и улыбнулся. Перманентных маркеров здесь пока не изобрели, и Максим взял предложенный ему фломастер. Вывел на нежной коже то, что написал бы и его предшественник, кремированный в военном госпитале: «Хотел бы прикоснуться губами к этому великолепию».
Уже на выходе, надевая маску, он обнаружил у себя в кармане квадратную визитку банка с припиской: номер телефона и имя Айиша. Девица так ловко всунула ее, что он и не заметил. Сто процентов, дала шанс и в самом деле прикоснуться к ней губами и не только.
— Бедная девочка, сколько же дней она не будет мыться, чтоб не исчез автограф? — хохотнул майор снаружи.
— Не знаю, — Максим пожал плечами. — Наверно, пока дезодорант способен перебить другие запахи. Всевышний с ней. Шаруш! Веди меня в приличный ресторан, но только чтоб с отдельной кабинкой. Иначе я до вечера буду заниматься росписью молочных желез.
Откровенно говоря, бывший капитан, пониженный до лейтенанта, при виде обнаженных грудок испытал такое возбуждение, что запульсировала кровь в ушах. И ниже пояса напряглось. Все ж последний раз у него случилось с женщиной давно — за две недели до последнего полета. Потом он вообще не ощущал ту область тела. Но как только на корабле ему отремонтировали организм, эрекция вернулась и напоминала о себе обычно по утрам.
Шаруш, для которого очевидные мужские чувства подопечного секретом не являлись, был изумлен сдержанностью Борюша. Ну, не хочешь светиться перед обычными девицами, так денег предостаточно, чтобы вызвать фемину высшего разряда. Из числа обслуживающего персонала сенаторов, министров. Те умеют держать язык за зубами, за что получают гораздо больше, чем за секс. Обслужат прямо в кабинете, в перерыве между блюдами. Что он и предложил Борюшу. Но тот и от высокооплачиваемой шлюхи отказался.
— Шаруш, не торопи меня, — сказал устало. — Я перенес клиническую смерть. Кое-что обдумал и понял, возвратившись к жизни. В том числе, что не обязательно совать конец в первую же подвернувшуюся щелку. Даже если у тебя свербит. Мы — не животные, не рабы своих желаний.
«Мы не готы и не панки, все мы дети обезьянки», — вспомнился ему стишок, который совсем юный Макс умудрился продекламировать в церкви, куда его водила мама. Она смутилась, а священник рассмеялся и сказал: «Дарвинист у вас растет». Человек тем отличается от обезьяны, что может управлять собой, а не инстинкты управляют им.
Несмотря на невеликий рост и несхожесть с Пирсом Броснаном, с девушками на Земле у Максима проблем не возникало. Курсанты, а потом и офицеры-авиаторы у белорусских барышень слыли хорошей партией. Авиабазы в Беларуси расположены в местах хороших: в Мачулищах под Минском, возле Гомеля и у Баранович. Летчики — это не ракетчики и не пограничники. Тех после обучения отправляют на точки или на заставы в глухомани. Словом, девушки охотно откликались на внимание со стороны парней с эмблемами ВВС. И вот тут крылась важная деталь, из-за которой желание совокупиться с какой-нибудь красоткой из Кашпирра, подтверждая репутацию Борюша, не привело к немедленным действиям.
Максим всегда был честен с девушками. Предупреждал: жениться не спешит. Если отношения дойдут до ЗАГСа, так тому и быть. Если нет — разойдемся без обид. Такая прямота не всем, конечно, нравилась. У многих девушек желание окольцевать пилота являлось целью. Несколько романтических приключений сорвалось из-за этой прямоты. Но молодой летчик впитал с детства: женщин обманывать нельзя. Ну, а любовь продажная… Он ею брезговал.
Теперь на Аорне он обманом занимает место мертвого Борюша. Да, не хорошо. Но сделка честная. Лишенный неба, перспектив на Родине, здесь он это все обрел. Потому и выполняет то, на что недавно дал согласие. Но обязательств спать с местными, уверенными, что делят койку с Борюшем, он не давал.
Поэтому обед, к разочарованию майора, прошел без женщин. А Максим-Борюш искренне радовался, что шлюшка, пусть даже молчаливая, не наблюдает за его позором со столовыми приборами. Еда, которую им принесли, была похожа на земную. Мясо — это мясо. Пусть овощи другого вида, вкуса, но от земных не слишком отличаются. Вот только резать надо, удерживая нож в левой руке, а вилку — в правой, причем кромсать всю порцию, а после есть все той же вилкой. Куски рыбы полагалось накалывать на шпажку, неудобную, потому что те соскальзывали. И почему его не научили этому на корабле? Наверное, «Смит» счел не обязательным. К тому же по пути к Аорну Макс питался пищевыми концентратами, напоминавшими разваренную овсяную кашу. На вкус — дерьмо, но если жрать захочешь, слопаешь.
— Борюш! У тебя же пальцы плохо слушаются, — заметил его неловкость спутник. — Как ты собираешься летать?
— Пока на тренажерах, — сообщил Максим. — Врачи сказали: через несколько недель все будет в норме. Я же штурмовик. Водитель небесного грузовичка, подвозящего ракеты в точку пуска. Совсем не истребитель, где от моторики пилота зависит результат воздушного сражения.
Объяснение Шаруша успокоило, а Максим взгрустнул из-за отсутствия «агента Смита». С роботом ему б пришлось комфортнее. Тот деликатно указывал пилоту на ошибки, советуя, как их исправить. Обращался к летчику на «вы». Как узнал Макс позже, это обращение исчезло на Аорне после ликвидации монархий и осталось только «ты». Кадровик из штаба ВВС замечает его промахи, но говорит, наверно, не о всех. Внезапно горло сжала сильная тоска. Он одинокий на другой планете. В чужой личине, без друзей. Так будет постоянно. Никому и никогда он не расскажет, кто же есть на самом деле. А тем, кто знают, на него плевать с высокой колокольни. Для них Максим — всего лишь пешка в политической игре, которой в случае нужды пожертвуют… На Аорне он как шпион, внедрённый в чужое государство и реализующий свою легенду. Но без возможности связаться с «Центром» и когда-нибудь «вернуться с холода».
