в кадры. А точнее – в первый отдел. В нем сидят суровые дядечки и проверяют анкеты и допуски. Это я так думал, основываясь на богатом опыте упоминаний в книгах и фильмах. Меня пытал какой-то совсем не старый, точно моложе пятидесяти, мужик, чем-то неуловимо похожий на отчима Федю. Такой же весь правильный до зубной боли. Мне он таким показался, этот Антон Герасимович Викулов. Звания своего не сообщил, хотя название той самой трехбуквенной организации разве что не во лбу светилось.
Никакого недовольства или раздражения от того, что пришлось заниматься каким-то студентишкой, он не показал. Положил перед собой папку – обычную картонную, с тесемочками, довольно тощую, причем с моего места я там ничего подсмотреть не мог. И началось – где родился, как учился. Кто родители, почему в разводе, и всякое такое. Насчет всесилия конторы у меня возникли сомнения. Обо мне они располагали только анкетными данными. Даже про Вену спросил этот мужик как бы походя. А про разборки с ментами насчет якобы украденного магнитофона и вовсе разговора не возникло. Удовлетворился безопасник моим коротким «не привлекался».
Короче, про первый сексуальный опыт и успеваемость в шестом классе не спрашивали. Неинтересны органам такие сведения. Насчет контактов с иностранцами – по верхам прошлись. Тоже достаточно было заявления, что в активной переписке не состою, родственников за границей, известных мне, не имею.
Зато про работу мне рассказали во всей красе. И едва ли не каждое ценное указание сопровождалось письменной подпиской. Неужели нельзя было сотворить одну всеобъемлющую бумагу и давать ее подписывать? Проще было бы. Хотя, может, у них наоборот, есть желание запутать человека на собеседовании? Но все ЦУ свелись к одному большому завету: ты есть никто, к контингенту инициативно не обращаться, отвечать только на их прямые вопросы, строго выполнять указания руководства. Попытаешься решать какие-то проблемы в обход – увольнение без разборок. А остальное, типа быть опрятно одетым и тщательно выбритым и подстриженным – так, приложение.
* * *
К Шишкиным отправился с цветами. Это для мамаши. Для профессора купил бутылку коньяка «Юбилейный». Цена этого чуда из Армении тридцать шесть рублей с копейками, но дело того стоило. Купил напиток совершенно спокойно в гастрономе. Ради такого богатого покупателя продавщица даже бутылку протерла.
– А что за повод? – удивился Николай Евгеньевич, открывая дверь и разглядывая врученный коньяк.
– Повод есть. Меня берут в ЦКБ на работу.
– Вот это новость! И куда же?
– Пока фельдшером в «скорую» на Волынке.
– Тебе же учиться год осталось?
Мы прошли в гостиную, профессор сразу достал коньячные бокалы. А Шишкин-то сегодня в хорошем настроении.
– Да, год. Но там можно ходить уже без обязаловки. Зимней сессии нет, а госы сдать – сами знаете, надо сильно постараться, чтобы их запороть. Ну и интернатура еще год.
– У нас и пройдешь. На Волынке сильные специалисты.
– А что за повод? Что отмечаем?
В гостиную зашли Анна Игнатьевна и улыбающаяся из-за ее спины Лиза. Девушка явно была рада меня видеть. Я быстро сориентировался, разделил букет тюльпанов на два. Ну, и отложил один цветочек в сторону, чтобы ни в одном новом букете не возникло нефэншуйного четного количества. И только после этого вручил.
– Устроился на работу в ЦКБ. Лично Чазов проводил собеседование.
Эта новость произвела впечатление. Анна Игнатьевна засуетилась, начала накрывать на стол. Припахала Шишкину.
– Лиза, извини, – я поймал девушку за руку, когда она расставляла тарелки. – На майские поехать не получится… Я на работу должен выйти. Может даже не увидимся – первая неделя самая адская.
– Что ты! Я все понимаю.
– А я вот не понимаю! – профессор разлил коньяк по бокалам. – Почему мы еще не выпили?
От Шишкиных я выходил на подрагивающих ногах. Во-первых, «Юбилейный». Голова ясная, а ноги не идут. Во-вторых, все эти маневры. Будто по минному полю ходишь. Шаг влево, шаг вправо…
* * *
Если бы я не знал, как работают диспетчеры, то подумал бы, что нам специально подсовывают сложные вызовы. Но нет, посылают в очередь, нас не выделяют. А «скорая» как будто клеем намазала и не отпускает. Может, надо принести жертву? Пирожными, допустим. Но это на последнее дежурство, не задабривать же божество «03» каждый день. А тут прямо что ни вызов, то сюрприз. Полоса такая пошла, бывает. Едешь к мирной бабушке на гипертонический криз, а там геморрагический инсульт, и вдобавок ко всему «маленький» сенбернар не выпускает нас из комнаты. А те, кто способен договориться с собакеном, куда-то убежали и возвращаться не планируют.
А замечательный вызов «болит спина»? Поверьте, это просто праздник победившего сатанизма. Приезжаем. Сидит мужик, представительный такой. Я даже подумал, что это перенесся сюда любимый сын одного чиновника. Тот тоже вширь был больше, чем ввысь, и, по слухам, создавал вокруг себя собственное гравитационное поле. Вот сидит этот красавчик, щеки по плечам разбросал и вещает утробным голосом, что у него болит под правой лопаткой, и он уверен, что у него инфаркт миокарда. Об этом рассказывала в программе «Здоровье» врач Белянчикова.
Делать нечего – клиент всегда прав. Думает он, что болит сердце, делаем кардиограмму. А для начала померяем давление. Вам случалось пытаться наложить манжету от тонометра, допустим, на бедро упитанного человека в верхней его трети? Тот, кто сказал «невозможно», на «скорую помощь» не годен. С помощью бинта, веревочек и старинного русского заклинания узнали: сто пятьдесят на девяносто. Пациент пожелал той же процедуры на второй руке, но тут завязочка порвалась. ЭКГ тоже сняли. Веселое занятие. На это пошли остатки бинта. Короче, соврала телеведущая Юлия Васильевна. Не было у пузыря инфаркта. Кстати, Белянчикова тоже Сеченовку заканчивала.
Но болит у мужика под лопаткой. Видно, что мучается, бледный, язык сухой. Может, хондроз? Промяли всю спину – спокойно всё, не позвоночник. Я долго пытался оттянуть этот момент, но пришлось. Ну не Лене же пытаться промять брюхо таких размеров. А вдруг споткнется, упадет и утонет? Нет, ну реально там живого веса пудов двенадцать.
Я мял ему пузо добрых полчаса. Ничего не понятно. Ну то есть совсем. Да я вспотел даже!
Томилина пожалела меня, подошла и тихонечко говорит:
– Да давай его с аппендицитом отвезем. Пока они там анализы сделают, понаблюдают – и смене конец.
Отвезли. Только Харченко недовольно вздыхал, когда мужик в машину залез.
Самое странное, что угадали. У жирдяя оказалось подпеченочное забрюшинное расположение отростка.
* * *
В ресторан под знаменитым глобусом я приехал с небольшим опозданием. Всё из-за легкой паранойи. Припарковаться можно
