чувствительными печатями, целостность которых ни в коем случае нельзя нарушать.
Смотрел — и видел, как поверх моих печатей красовались новые надписи двумя разными почерками, которых раньше там не было.
«ХОЧУ ПОДКАЧАТЬСЯ И КУБИКИ!»
«Я хочу, чтобы меня полюбила Анжелла Аквилла»
«Мы хотим, чтобы этот лох Кислевкий извинялся перед нами на коленях!»
«ХОЧЕТСЯ ДОРОГОГО БУХЛА!!!»
«Я хочу тройничок)»
«Мы хотим замутить ох*ительную тусу, как в том фильме»… и еще десятки подобных желаний.
— Ну, — Пётр виновато поскрёб затылок, — мы ведь были очень бухие, так? В тот вечер, когда ты доперевёл правила использования фолианта и оказалось, что условия призыва силы можно менять по своему усмотрению, если ты стал владельцем этой штуки.
Я схватился руками за голову.
Ну что же, рано или поздно правила этой дурацкой книжки должны были сработать против меня. Конечно, у меня нет моих долбанных сил.
Всё, что вписано в эту книжку — превращается в магический пакт. И идиотские пожелания двух девственников перекрыли собою все мои печати, а вместе с ними и все мои способности.
А главное, я ведь подстраховался! Изобрёл собственный, только мне одному во всём мироздании известный язык и записал условия на нём! Как, каким таким хером они вообще умудрились это всё перевести⁈
Что же; единственный способ сделать так, чтобы эти надписи пропали… Правильно, выполнить условия пакта.
Отчего-то мне резко захотелось вмазать по камню. Вместо этого я вмазал по стоящему рядом стулу; тот жалобно хрустнул и отлетел к стене, разбившись на составляющие. Ножки безвременно почившей мебели покатились по замусоренному полу.
Думаю, я бы ещё долго сидел на скрипящей кровати в общежитии, погружённый в мысли о том, что меня, обманувшего десятки раз саму смерть, обвели вокруг пальца второкурсники какой-то непонятной шараги, если бы не настойчивый стук в дверь.
Пётр, немного растерявшийся после того, как я схватил его за шкирку, тоже, кажется, не совсем понимал, что происходит, и всю дорогу в общежитие, по большему счёту, молчал. Но настойчивые удары в и без того хлипкую дверь привели в чувство и его. Парень подошел к двери и резко распахнул её… лишь затем, чтобы через секунду сложится пополам от резкого и мощного удара в живот.
На пороге стояло двое бугаёв, один больше другого. Я мечтательно ухмыльнулся, глядя в их лица. Да… вот эти бы точно не учудили такой херни с моим фолиантом.
— Чё лыбишься? — обратился ко мне первый. — Аквиллы передают привет.
Он пнул ногой лежащего на полу Петю, и тот лишь жалобно заскулил.
— Нас попросили передать, что если ещё раз кто-то хотя бы услышит от тебя имя Анжелы, — он переступил через скорчившегося от боли Петра, — то будешь смотреть на лес из багажника.
— Н-не трогайте его… — прохрипел Пётр.
— Че ты там вякнул сейчас? — бугай резко развернулся назад.
— К-Кислевский… ты же знаешь, у него проблемы с сердцем… мы извиняемся…
В лицо парня прилетел ещё один удар ботинком — на этот раз уже от второго амбала, что оставался в дверях.
— Тебе кто разрешал меня по фамилии называть, чмо⁈
Нужно отдать должное. Даже с полным ртом крови Петр звучал довольно членораздельно.
— Д-да ладно, мы же с вами дружили даже, пацаны… Кислевский… Каменев, н-ну что вы…
Каменев?
Я с улыбкой схватился за отломанную ножку от стула, валявшуюся возле моих ног.
Каменев!
Большего мне, сука, и не надо.
Неожиданности бывают разными.
Вот выигрыш в лотерею — это приятная неожиданность.
Или там пышущий зеленью оазис посреди пустыни.
Главное — не забывать, что неожиданности не всегда играют тебе на руку. Как бы парадоксально это ни звучало, я старался всегда быть готовым к тому, чего я не ожидаю.
Впрочем, в своей долгой жизни я дошёл до этого далеко не сразу. Не успели до этого дойти и Каменев с Кислевским.
Ведь осознать, что в тело задрота-сердечника, которого вы с дружком хотели как следует отпинать по почкам, вселился злобный тысячелетний мудак… это тоже неожиданность.
Из разряда тех, что неприятные.
Первой моя рука с крепко зажатым в ней куском дерева обрушилась на черепушку Каменева; не смог удержаться. Его друг же, в свою очередь, даже не успел понять, что произошло, и лишь инстинктивно увернулся от последующего удара куда-то в сторону.
Я взглянул ему в глаза и тяжело вздохнул.
Ножка стула отличается от привычного мне меча множеством характеристик — вес, летальность, длина, прочие мелочи…
Однако в этот конкретный момент меня больше волновали схожести. Ведь и то, и другое — твёрдые, продолговатые предметы, что удобно лежат в руке и хорошо подходят для донесения своих аргументов в радикальной форме.
А что будет, если твёрдым, продолговатым предметом вмазать мужчине в область кадыка?
Кислевский услужливо подсказал мне ответ на этот вопрос.
Он резко свалился на пол, схватившись за горло, и принялся неразборчиво хрипеть в попытках поймать воздух. Его друг Каменев оказался умнее и вырубился сразу, безо всей этой драмы.
— Т-ты! Какого… Стерлинг⁈.. — в панике заверещал Пётр, быстро перебирая ногами, чтобы отползти от избитых парней подальше. — Нам же теперь п**дец… Нас же…
Я оценивающе посмотрел на Кислевского. Парень продолжал издавать звуки засорившегося слива в ванной, ворочаясь, точно сломанная юла.
Ох, не люблю, когда они не вырубаются сразу. Это сродни тем моментам, когда ты успел попрощаться со знакомым, а потом оказывается, что до дому вам нужно идти в одну сторону.
Я занёс ножку стула над головой и посмотрел в испуганные глаза верзилы.
Неловко смотрите друг на друга, не знаете, что сказать…
Я вмазал Кислевскому по затылку.
Лучше поскорее разойтись по сторонам.
— Н-нас же теперь… найдут… с-сделают инвалидами, или убьют… — пока что главной угрозой за вечер для меня оказались летящие во все стороны слюни моего нового друга, — … а может, и вообще отчислят… Стерлинг!!!
Я посмотрел на два тела, аккуратно сложившихся у входной двери, а затем на Петра.
— Закрой дверь, — услышав это, парень хотел вставить что-то мне поперёк, но я просто продолжил, — и хватит орать. Мне нужно подумать.
К моему удивлению, Петя оказался довольно расторопным. Он быстро вскочил на ноги и захлопнул дверь в комнату, даже не обращая внимания на струящуюся по подбородку от удара ногой в лицо кровь.
— Ты их убил, или что? — грохнувшись на печально скрипнувшую кровать, парень схватился