– Так, я щас кляп вытащу, вякнешь – мы тебе глаз на жопу натянем и девку потом твою отдерем хором. Ответишь на вопросы – свяжем некрепко и оставим здесь, небось к утру выползете. Одежка на вас теплая, не замерзнете… Ты понял? – Парень торопливо покивал, косясь на связанную подругу, ворочающуюся на мокрой земле…
В общем, парень объяснил, в каком доме дочь Версты находится, сказал, что дружинники в сторожке дежурят по двое, а общественную конюшню, склад и местную тюрьму охраняет один сторож. Верста, узнав, на какой дом придется напасть, впал в задумчивость. Похоже, знал, к кому его дочь попала.
– Так, Семен, – позвал он своего младшего брата, такого же рыжего, но более складного парня, – делимся на три отряда. Сначала дружинников на заставе повяжем. Ты со своей группой нас не дожидайся, сразу к складу иди. Как со сторожем разберетесь, грузите товар на телеги, там, у конюшни, их штук пять стоит, лошадей берите покрепче, каких в телеги, а каких под седло – сами решите. Рябиновские останутся охранять заставу, да и за трактиром заодно приглядят, не все пропойцы еще разошлись. Дом я сам пойду брать.
Верста отобрал людей в свой отряд. Я пошел с группой Семена, а Митька попал в отряд Версты. Как разобрались с заставой, я не знаю, во всяком случае шуму не было. Наш десяток обогнул поселок слева, и мы пошли прямо по полю. Ветер дул от нас, и собаки во дворах чужаков могли учуять, но обошлось, мы предварительно намазали кабаньим салом руки и лица, зимой зверье часто копается в полях, благо земля почти не промерзает. Семен впереди подал знак – вверх кулак, стоим, значит. Я это увидел, а мой сосед сослепу уткнулся мне в лопатки…
– Так, садись парни, осмотримся малость, поосторожимся, может, караульный и не в каморке у себя. Про собак «язык» не говорил ничего, вроде не гавкали, но, может, у него волчий пес, а они не лают… Ты, Степан (это мне, значит), сейчас подберись к окошку, глянь что там…
Осторожно передвигаюсь, стараясь не зацепиться за дворовый хлам. Неряхи какие, вот что значит общественные конюшни. В своем дворе колеса от телеги или развалившийся хомут небось посреди двора не бросили бы. Подобравшись к оконцу, затянутому мутной пленкой, я ничего интересного не увидел. На нарах виднелся силуэт спящего сторожа, на котором играли блики огня из почти прогоревшей печки. В углу, у дверного проема на стене, висел дробовик, а больше в сторожке ничего не было. Махнув рукой ребятам, я осторожно открыл дверь, Семен, отстранив меня от проема, мгновенно метнулся к спящему сторожу, взмах ножа, и старик даже не пискнул.
Внезапно сзади послышалась возня, рычание и чей-то испуганный вскрик… Резко отстранившись от дверного проема, я увидел, как крупный пес рвет антоновского пацана, а остальные оцепенело стоят вокруг, боясь поранить парня. Да че стоять, блин! На втором прыжке я навалился сверху на пса, плотно поймав его шею и голову в захват, и несколько раз ударил ножом в бок собаки. Последний раз ударил меж ребер, загнав нож по самую рукоятку, пес подергался и затих…
В общем, парень пострадал не сильно, пес сзади располосовал куртку и мясца слегка прихватил, крови много, но затянется за пару недель… Перевязал раненого чистыми тряпицами (каждый охотник носит в котомке тряпки, мало ли – зверь на охоте располосовать может). К этому времени все уже разбежались: кое-кто уже потрошил склад, Семен распоряжался, двое выкатывали телеги из-под навеса, а я бросился к конюшне. Так, сначала сбрую, хомуты, дуги, седла… так, все вытащили. Кони, чуя чужих и кровь, тревожно вздрагивали. Я прошелся вдоль стойл и увидел Его – темный мерин спокойно, вполне дружелюбно и слегка лукаво косился на меня, мол, что стоишь, ты мне вполне подходишь…
Наверное, я все придумал, но сразу для себя уяснил – этот конь мой! Правда, в дальнейшем, возможно, придется доказывать это другим. Я спокойно надел узду на Ворона (так я его назвал сразу) и вывел из стойла.
Во дворе уже запрягали в телеги и седлали лошадей, грузили материю, оружие, кожу, мешки с солью. Привязав Ворона, я прошелся по складу, подобрал небольшой мешок с солью, добротный тулуп деду, несколько пачек патронов, латунных гильз под калибр своей «тулки»[4] и плохенькую саблю в дешевых ножнах… И тут услышал легкий шум из дальнего конца склада. В углу за перегородкой оказалась местная тюрьма, уж не знаю, почему ее соединили со складом, наверное, сажать было особенно некого, но сейчас в ней сидел явно не местный мужичок. Одежда ненашенская, вся уже истрепанная, сам он худой, но, видимо, крепкий как гвоздь. Выпустил бедолагу, перерубив отыскавшимся на складе топором звено проржавелой цепи. Вывел я его во двор, а там Череп (так прозвали за лысую голову антоновского пацана) уже пристраивает седло на Ворона…
– Спасибо, – говорю, – тебе, Череп, за седло, а лошадку оставь, моя она…
Тот зло ощерился, но связываться со мной не стал. Вдали, у заставы, прогремел выстрел… Все засуетились… Попрыгали на лошадей и в изрядно груженные повозки, даже чужак охлюпкой[5] вскочил на лошадь, привязанную к одной из телег. «Чужак-то куда,» – успел подумать я… Но тут, уже особо не таясь, наша кавалькада вывернула на центральную улицу.
Выстрелы от поста загремели чаще… В домах уже явно проснулись, скрипели открываемые калитки, но пока это только разведка, стрелять будут позже, если не проскочим заставу с ходу. Стрельба шла от трактира, видимо, засидевшиеся за столом дружинники решили проведать перед сном заставу и нарвались на хуторских, оставленных в заслоне (потом как я узнал, все произошло именно так). На дороге перед трактиром лежало несколько неподвижных тел, оставшиеся в живых дружинники вели огонь по заставе, прячась за углы домов по обеим сторонам улицы. К счастью, у них не было автоматического оружия. В спешке я кинул Ворона вправо, сбросил ножны с клинка – некогда было прикреплять, свесился влево, прячась за коня, и, когда пуля просвистела, вырвав кусок кожи с плеча куртки, неловко рубанул по крепкой шее стрелявшего в меня бойца. Сабля, скользкой змеей, вывернулась из руки и… через мгновение Ворон вынес меня за заставу. Сзади стрельба еще более участилась, это дружинников добивала группа Версты…
* * *
К Лосиному броду подошли к полудню, долго добирались, не спеша, знали, что погони не будет. Нет, в принципе догнать могли, но дружинники большинством побиты, и, как я потом узнал, вся верхушка власти в Совхозе тоже. Во дворах у совхозских кое у кого имелись свои лошадки, но кто главную драгоценность семьи под пули подставит? Пока добирались, Митька рассказывал о своих приключениях.
Подобрались они к дому с тыла, собака – здоровый волкодав, сидела на цепи, гости в доме, мало ли? Отлить захотят, а тут кобель, неувязочки могут возникнуть. А гости в доме у старосты собрались важные (вот почему Верста призадумался, когда узнал, чей дом придется потрошить), купец за солью приехал да голова дружинный с помощником. Антоновские охотники враз волкодава подстрелили из луков, он и гавкнуть толком не успел, а ребята уже к дому спешат, поторапливаются. В горнице дым коромыслом, бабы еле успевают закуски подавать, и тут наши в дверях нарисовались… Моментом пьяных дружинников в ножи взяли, хозяина и его сына дубинками упокоили. Бабы в визг, но Верста их быстро угомонил – прирезал хозяйку и сказал, что прибьет каждую, кто будет визжать. А купца быстро выпотрошили, что там у него Верста забрал, Митька не знал, он себе бомбы нашел, у гостя в мешке были спрятаны. Ну и еще кой-чего подобрал – объяснил Митька как-то туманно…
