— Ни я, ни мои люди не являются овцами. Щипать травку мы не намерены, — вспылил Ботвинник.
— Это я фигурально выражаясь, — спохватился Козлов.
Он вдруг напрягся, лицо его стало жестоким:
— В любом случае, вы обязаны подчиниться приказу. Ступайте к машине или придётся доложить о вас куда следует. Со всеми вытекающими последствиями.
Димка усмехнулся. На каждой станции есть свои безопасники, Двадцатка не исключение. Вот только наш безопасник — Федя — его лучший кореш. Хотя, на Димкином месте я бы не рыпался. Если перед станцией встанет угроза отключения от электричества, не спасёт и друг. Законы под землёй простые. Подставил станцию, получи пулю. Может даже от старинного приятеля.
Ботвинник, который понимал это не хуже меня, раздосадовано сплюнул, да так метко, что попал на высокий армейский ботинок Козлова, но зам сделал вид, что ничего не заметил и отвернулся.
— Ладно, — устало сказал Димка. — Идём наверх ребята. Будь, что будет и пропади оно пропадом.
— Аминь! — дурачась, добавил Толик.
Мы потянулись вереницей. Сначала по застывшим ступенькам эскалатора, потом по бетонным ступенькам перехода. Наши следы чётко отпечатывались в толстом слое пыли. Они вели наверх, туда, где лежит то, что некогда было огромным пятимиллионным городом с красивыми дворцами, закованной в гранит набережной, шпилем Адмиралтейства и разводными мостами. У него красивое название, у этого города, вот только мало кто произносит его вслух. Мы выходим не в город, мы выходим на поверхность.
Я хоть что-то помню или стараюсь вспоминать, остальные наоборот, пытаются забыть прежнюю жизнь. Они винят прошлое в наших бедах, ненавидят его. Поэтому даже старое название станции стёрто из памяти, для всех она давно уже стала просто Двадцаткой.
— Саня, пошёл! — командует Ботвинник.
Раз мы при исполнении, для него я не поисковик по прозвищу Лось, а Саня. В устах Ботвинника моё имя звучит почти как офицерское звание. Мелочь, а приятно.
Я вылетаю как пробка из бутылки, за мной, страхуя, выбегает Игорь. Когда спину прикрывает Гоша, можно не бояться, он надёжный как кремень, но и бдительности терять не стоит. Проголубоглазишь опасность и всё, амба! И никто не узнает, где могилка твоя.
Не узнает, потому что её собственно и не будет. Твари, бродящие на поверхности, с одинаковым удовольствием жрут живое и мёртвое человеческое тело. Лопают они и друг друга. Сам видел, как две гарпии, заклевав третью, преспокойно поедали её, пока остальные атаковали наш маленький отряд.
Я огляделся. Так, что это тут у нас? Вроде всё нормально, глазу не за что зацепиться. Впереди и позади никого, а шуршащие звуки издаёт ветер, который гоняет мусор по пустым улицам. Летят полиэтиленовые пакеты (они, наверное, и нас переживут), жёлтые обрывки газет, пыль поднимается клубком.
Господи, как тут страшно! Мне ни капельки не стыдно признаться: я боюсь больших открытых пространств, здесь ты как на ладони, виден со всех сторон. Хочется прижаться к стене и, пятясь как рак, забраться обратно под спасительную защиту гермоворот. Такая вот клаустрофобия наоборот, когда нет ничего милее нависших сводов и желтого света аварийки.
Оп-паньки! Что это вон там, за полуразрушенным киоском?.
— Ну, чего там? — нетерпеливо спросил Толик.
— Возможно, ничего хорошего, — с деланным конфуцианским спокойствием произнёс я.
— Может шмальнуть сразу?
Толик всегда отличался склонностью к перестраховке. Но, если подумать, на поверхности это является ценным качеством.
— Погоди, успеешь.
На верху водится много тварей и все они жутко агрессивны. Если кто-то считает, что человек самый опасный зверь, пусть попробует погулять полчасика на земле. Можно даже днём. Уверяю, получите массу незабываемых впечатлений.
Наземный бестиарий вгонит в шок любого, особенно с непривычки. Я после первой вылазки дня три глушил самогонку, прогоняя из памяти увиденный кошмар, иначе бы не заснул. Со временем чувства слегка притупились, но всё равно, стоит только оказаться на земле, машинально начинают трястись поджилки и стучать зубы.
Мы, поисковики, не супермены и никогда не были ими. Мы обычные люди и поэтому испытываем страх, а он помогает нам выжить. Всего должно быть в меру. Герои и трусы погибают первыми. Остаются те, кто, преодолевая боязнь, идёт к намеченной цели.
Наверху много врагов. Наиболее эффектно и роскошно выглядят гарпии, большие чёрные существа с собачьей головой, мощными бульдожьими челюстями, кожистым телом с резко выделяющимися рёбрами грудной клетки. У гарпий размашистые крылья и цепкие лапы с острыми как бритва когтями. На конце длинного хвоста жало. К счастью, яд, который оно выделяет, для человека безвреден. Однако удар хвостом может сбить с ног, а жало запросто нанесёт смертельную рану.
Гарпии всегда собираются в стаи, состоящие из нескольких десятков особей. Они парят на высоте десятиэтажного дома и, завидев добычу, камнем падают вниз, издавая оглушительный рёв, способный ввести жертву в ступор. Одно время их отпугивал шум работающего двигателя и выстрелы, но сейчас они практически ничего не боятся. К тому же отличаются бешеным упорством, способны атаковать, не обращая внимания на кинжальный огонь из автоматов. При этом они достаточно смышленые твари и умеют устраивать засады. Иногда ведут довольно спокойный образ жизни и атакуют, только если считают, что гнезду грозит опасность, однако периоды относительного покоя длятся недолго, всего несколько дней. У этих созданий потрясающе развито стадное чувство. Самое худшее, что может случиться с караваном — оказаться возле гнезда, тогда люди подвергаются нашествию сразу нескольких стай, собирающихся буквально за минуту. Гарпии летят со всех концов, призываемые тревожным писком сородичей. И тогда начинается нечто неописуемое.
Небо темнеет от сотен размашистых крыльев, твари устремляются вниз будто торпеды, безрассудно атакуя всех и вся. Единственный способ спастись — дать по газам и на всей скорости уноситься прочь, к станции. Разве что гермоворота способны устоять перед их сумасшедшим натиском.
За время существования Двадцатки мы более-менее изучили повадки гарпий и знаем расположение их гнёзд. Любой новый маршрут вылазки в первую очередь опасен неизведанностью. Поэтому Димка так нервничал, получая предписание из штаба. В конце концов, дело касается и его личного зада. Но и Козлов по-своему прав. Найти что-то стоящее с каждой вылазкой становится всё труднее и труднее, мы превращаемся в шахтёров, которые постепенно выдали на гора всю ценную породу и теперь вынуждены иметь дело с обедневшими пластами.
