Разведчики без промедления переправились на противоположную сторону и рассыпались веером, контролируя подступы к мосту. Почти через час подтянулись прочие силы, и майор понял, что кувшин везения начал показывать дно.
За многие века, может быть и тысячелетия, водный поток прогрыз в каменистой породе узкое извилистое ущелье. Его берега соединялись почти семидесятиметровой длины мостом — сложной конструкцией из паутинных ферм. Все сооружение казалось непрочным и хрупким, буквально стукни кулаком — само рассыплется. Но так только казалось.
— Сталепрокат Гогенцоллернов и их же проектное бюро, — хмуро объяснял батальонный сапер-подрывник. — Множественные точки сопротивления, перенос нагрузки по напряженным фермам. Проще говоря, рвать надо сразу во многих местах, иначе вес просто перейдет на другие стойки, и все устоит. Взрывчатки у нас штатно — не хватит. Обещали подвезти хранцузы, но это когда будет… Если вообще будет.
— У основания? — отрывисто спросил Зимников, хотя и сам знал ответ.
— Не поможет, — все так же понуро отвечал сапер. — Качественная работа! Опорные сваи заглублены, да еще подушка из армированного бетона. Нашего запаса только поцарапать хватит. Хотя есть мысль…
Сапер подкрутил ус и устремил долгий, задумчивый, можно сказать, философский взгляд на мост и далее, сквозь него. Майор терпеливо ждал, старый унтер был с серьезными закидонами и обидчив, как большой усатый ребенок, но являлся мастером своего дела, взвешивал каждое слово и отвечал за него головой. Кроме того, Зимников делал поправку на то, что человек, который тридцать лет взрывает все подряд, здравый рассудок сохранить не может. Если старый «динамитный бог» думал — значит, было над чем и стоило подождать, даже в ущерб драгоценному времени.
— Всегда что-то недокрутят, недовинтят, даже немцы, — продолжил наконец взрывник с тем же отсутствующим философским выражением лица. — Ветер, автомашины, усталость материалов… Где-нибудь да расшаталось и развинтилось. Надо все осмотреть и обстучать, наверняка найду слабые места, но… — он снова подкрутил ус, — все равно не хватит. Самое большее — получится «размочалить». Любой инженерный батальон за пару часов кинет направляющие, приварит по-быстрому, положит временной настил и… Тонн до двадцати пройдет точно.
— Делай, Семеныч, делай, — буквально попросил майор. — Очень надо, сам понимаешь.
— Рвать сразу будем или по сигналу? — деловито поинтересовался Семеныч.
— По сигналу, — ответил Зимников. — Может, самим еще пригодится. Но ты уж постарайся…
— Обижаешь, командир, — буркнул сапер и, оскорбленно сопя, пошел «обстукивать», взвешивая в руке солидный ломик — «выдергу».
Зимников еще раз обозрел поле грядущей баталии, в неизбежности которой уже не сомневался. Вспомнилась очередная присказка — «География ТВД определяет бытие и сознание».
Да, тогда им это казалось смешным…
Местность была, прямо скажем, не ахти, но и не безнадежной. С «правильной» стороны моста асфальтовая лента шоссе шла прямо, как серая полоса шпаги. По обеим сторонам рос реденький, типично европейский лесок, даже не лес, а скорее россыпь рощиц, небольших, по полтора-два десятка деревьев. За мостом дорога начинала петлять, лавируя между невысокими пологими холмиками. Ближайший из них, что расположился поодаль и слева от окончания моста, не нравился Зимникову больше всего. Пригорок был нехороший, прямо скажем, скверный, забравшийся на него противник мог обстреливать из чего-нибудь крупнокалиберного всю оборону мотопехоты. Сейчас на холме разместился мотоциклетный взвод и на обратном, ближнем к мосту склоне — два вездехода, вооруженные автоматическими двадцатимиллиметровками, и минометные корректировщики. Это были застрельщики и первая линия обороны. Строго говоря — вторая, первой можно было считать разведвзвод, но ему майор приказал собраться и укрыться выше по течению, не выдавая свое присутствие. Бесшабашные сорвиголовы из разведки были его последним аргументом и «засадным полком» на самый крайний случай.
Майор предпочел бы поменять обстановку местами и держать оборону в холмах. Батальон был неплохо подготовлен для пехотного боя, но имел очень мало тяжелого вооружения. Четыре штатные восьмидесятимиллиметровые безоткатки — оружие вполне действенное против обычных броневиков класса «Барса» или английского «Чарли». Но бронемашины Врага наподобие «Katzchen» они могли взять уже с большим трудом, а что будет, если противник подгонит какого-нибудь «Пфадфингера», Зимников решил обдумать как-нибудь потом.
Обещанные французы когда еще подтянутся, и что у них с собой будет… Хотя обещали даже морские стопятидесятимиллиметровые пушки, переставленные на эрзац-мехтягу.
Зимников еще раз оценил оборонительную диспозицию. С учетом времени и усталости людей надеяться на лучшее не приходилось. Полноценную «сеть» с нормальными Z-образными траншеями и ходами сообщения отрыть не удалось, на это требовалось не менее суток и работа всего батальона уставного состава. Но и в чистом поле драться не придется, с наскоку батальон было уже не взять — стрелковые ячейки, замаскированные позиции для тяжелых пулеметов и минометов, запасные позиции. Уже кое-что.
Майор глянул на правый фланг, где окапывалась рота Таланова. Капитан беспокоил Петра Захаровича, беспокоил сильно. Когда Виктор Савельевич вернулся в батальон, Зимников поразился жуткой метаморфозе, постигшей всегда жизнерадостного офицера. Потерявший в одночасье всех близких Таланов словно вымерз изнутри. С окружающими он общался отрывисто, лающим языком команд, переходя все границы придирчивой язвительности. В старые времена он наверняка бил бы солдат за малейшую провинность, и только военное время уберегало роту от открытого возмущения и выступления против командира. Таланов почти не спал, очень мало ел, худой, мертвенно-бледный, с остановившимся взглядом, он пугал и подчиненных, и коллег-офицеров. В иной ситуации майор отправил бы капитана в тыл, на психическую проверку, а то и списал из действующей армии на лечение. Но здесь и сейчас, в неустанном беге батальона вдоль фронта, заменить Таланова было некем. Оставалось только надеяться, что Виктор не тронется умом окончательно и не угробит роту в угоду своей ненависти и жажде мести.
Про себя, никому не признаваясь, Зимников уже почти надеялся, что Таланов сложит голову в первых боях, избавив командира от постоянных терзаний «сорвется — не сорвется».
Таланов прикинул, хорошо ли выбрана позиция первого пулеметного расчета. Для фланкирующего огня по мосту и подступам с противоположной стороны она подходила идеально, но противник мог подумать так же… Виктор решил пойти на компромисс и подготовить две запасных, с тем, чтобы при малейшей угрозе пулемет можно было оперативно перетащить. Сложнее всего пришлось с пушкой, для нее, матерясь, сбивая в кровь ладони, подготовили почти полноценную инженерную позицию из трех больших окопов, объединенных узкими переходами и перекрытых импровизированной «крышей» из древесных стволов и веток потолще. В иное время такое укрытие подошло бы и нормальной гаубице, а не короткой безоткатной «фитюльке» весом в неполный центнер вместе с лафетом. Но кроме «фитюлек» противопоставить вражеской «броне» было нечего, и легкие пушчонки берегли как стратегический резерв командования.
