Внимание бишопа привлек один долговязый орк. Как-то слишком резко он изменил направление движения, и в ближайшую подворотню направился не потому, что собирался зайти в нее изначально, и не потому, что внезапно отлить приспичило, а потому, что чего-то испугался. Отец Вольдемар пригляделся к орку и в голове щелкнуло. Да это же слуга-наркоман того самого деревенского рыцаря, который так унизил бишопа в тот раз на базаре! Джон Росс того рыцаря звали, а его рабыню наглую — Аленький Цветочек. А этот раб свою кличку не назвал, так и простоял тихо в сторонке, но не потому, что хорошо воспитанный, а потому, что упоротый был. Тогда отец Вольдемар не смог ни рыцаря, ни рабов, но теперь один из этих рабов, кажется, попался. Отец Вольдемар обернулся к оркам-охранникам и приказал:
— Вон того, что в подворотню сунулся — взять!
— Основание? — уточнил орк по кличке Болотный Опоссум.
— Наркоман, — объяснил отец Вольдемар. И негромко добавил: — Его хозяина зовут Джон Росс, он меня оскорбил на базаре, ты должен помнить.
Болотный Опоссум присвистнул и обернулся к двум подчиненным, шествовавшим сзади.
— Вон того орчилу длинного берем жестоко, — приказал он.
Орки расчехлили дубинки и ринулись вперед: Болотный Опоссум на острие клина, два других — по бокам. Прохожие так и прыснули в стороны. Когда слуги его святейшества вершат правосудие, надо отойти и не отсвечивать, потому что никто не будет смотреть, орк ты или человек. Попался под горячую руку — сам виноват. Только один орк не ушел с дороги. Улыбнулся до ушей и провозгласил:
— Кого я вижу! Болотный Опоссум! Как я рад тебя встретить, дружище! Ваше святейшество! Приветствую вас со всем почтением!
Этот орк был высок, широкоплеч и казался опасным, но дубинки при себе не имел, а имел небольшую холщовую сумку через плечо. В голове отца Вольдемара щелкнуло: Тяжелый Танцор, дом Тринити, боевое братство.
— Уйди с дороги, Тяжелый Танцор! — повелел бишоп. Тяжелый Танцор улыбнулся и сказал:
— Если дорога вашего святейшества не ведет вон к той испуганной обезьяне, я буду счастлив уступить ее вам. Не обезьяну, конечно, а дорогу.
— А если ведет? — спросил отец Вольдемар. Тяжелый Танцор виновато развел руками:
— Сей орк под защитой дома Тринити. Воспрепятствовать вашему преосвященству я не посмею, но Заку доложу обязательно.
— Не Заку, а доброму господину сэру Захарии Харрисону, — проворчал отец Вольдемар. — Болотный Опоссум, отставить! Тяжелый Танцор тихо-тихо пробормотал себе под нос:
— Кому добрый господин, а кому просто Зак. Этих непочтительных слов, кажется, никто не расслышал.
Процессия, состоящая из одного бишопа и трех орков, двинулась дальше. Проходя мимо Тяжелого Танцора, отец Вольдемар повернул голову и сказал:
— Его хозяин работает на дом Адамса.
— Да что вы говорите, святой отец! — деланно изумился Тяжелый Танцор.
Отец Вольдемар порадовался, что не стал устраивать скандал. Встреча с агентом, работающим во вражеском доме, да еще в день, когда война между двумя домами то ли вот-вот начнется, то ли нет… В такие дела лучше не лезть, будь ты хоть Самый Дорогой Господин. Богопротивные мерзопакостники, кощунственно называющие себя боевым братством, в подобных ситуациях сначала метают ножи, и только потом вспоминают о правилах благопристойного поведения.
Отец Вольдемар обернулся. Раб Джона Росса вышел из подворотни и уходил прочь, на его плече болталась та самая холщовая сумка, что раньше висела на плече Тяжелого Танцора. Интересно, что в этой сумке — яд, эльфийская бомба, что-то еще? Или, наоборот, не этот орк работает на Тринити, а наоборот, Тяжелый Танцор перевербован Адамсом? Да ну их к бесам, олигархов богопротивных, чтоб их Калона поимел! Чем больше и отчаяннее они грызутся между собой, тем святой церкви лучше.
— А ты взаправду хочешь выдать меня Тринити? — спросила Алиса.
— Нет, не взаправду, — ответил Джон. — Я его просто пугал. А ты разве не выключила запись, когда я велел?
— Выключила, — сказала Алиса. — Камера стояла на паузе, на карту ничего не писалось. Джон вздохнул.
— Попалился, — констатировала Алиса. — Я в тебе давно заметила одну черту — ты никогда не врешь. Если нельзя говорить правду, ты ее все равно говоришь, но так, чтобы собеседник подумал, что ты шутишь. Заку ты ведь тоже тогда правду сказал?
— Ага, — кивнул Джон. — Очень удобно — и тайну не выдал, и на душе спокойно, потому что не соврал.
— Гадкие вы существа, бандтьы-разведчики, — сказала Алиса. — Ничего святого для вас нет. Рон говорил, Зак ему тремя богами поклялся, что верит в свободу и справедливость, а на самом деле…
— Какими именно богами, он не говорил? — заинтересовался Джон.
— Говорил, — кивнула Алиса. — Я даже запомнила: Джизесом, Эпаменидом и Докинзом. Джон расхохотался.
— Что тут смешного? — ответила Алиса.
— Тут смешно все, — ответил Джон. — Джизес в одной из своих основных заповедей говорит ясно и недвусмыленно: «Не клянись». Эпаменид — не бог, а философ начала первой эпохи, он впервые сформулировал парадокс лжеца. Если я утверждаю: «Данное утверждение ложно», истину я говорю или ложь? Если я сказал истину, то утверждение ложно, следовательно, я сказал ложь. А если я сказал ложь, то утверждение, что я солгал, ложно, и значит, я сказал истину.
— А Докинз тоже великий лжец? — спросила Алиса.
— Нет, Докинз не лжец. Он, вроде, доказал, что богов нет, а есть только эволюция каких-то мемов. Но этот трактат потерян, так что прав он был или нет, непонятно. Но достоверно известно, что философ Докинз отрицал существование богов. Еще достоверно известно, что его начали почитать как бога еще при жизни. Вначале, вроде, в шутку.
— Что значит «в шутку»? — изумилась Алиса. — С верой шутить нельзя!
— С верой шутить можно и нужно, — возразил Джон. — Если ты боишься шутить над богами, ты перестаешь быть свободным человеком и становишься рабом божьим. И тогда начинается: священное писание в нужнике не читать, иконы и тотемы около телевизора не ставить…
— Около чего не ставить? — не поняла Алиса.
— Около телевизора, — повторил Джон. — Был такой артефакт в древности. Скоро, наверное, снова появится. Технология там несложная, единственное, чего не хватает — дешевой электроэнергии, но она скоро появится в избытке. Если с Заком все пойдет как надо.
Алиса ничего не ответила на эти слова. Некоторое время они молчали, затем Алиса хмыкнула и сказала:
— Ловко же умеешь переводить разговор на другую тему.
