тут и там виднелись приближающиеся со всех сторон черные крылья, когти, челюсти.
Упырь отчаянно зашипел и попытался вгрызться мне в ногу. Я дернул ногой, стараясь сбросить его, и снова рубанул крикетом. На этот раз получилось — я не рассмотрел толком, куда попал, но тварь свалилась вниз, а перед глазами всплыли цифры полученного опыта. А в следующую секунду под ногами барана взметнула белесую пыль дорога, идущая по склону вверх. Мы успели, успели!
Но тут я услышал за спиной короткий удар и громкий вскрик. Оглянувшись, я похолодел: мул Винса что есть мочи скакал вперед без седока и уже почти нагнал меня. Сам же мой камердинер валялся на земле, перемазавшись в дорожной пыли и с трудом пытался подняться. Черт, ну, почему именно сейчас! Мы же почти прорвались!
Я, что было сил, осадил барана, заставив его затормозить посреди дорожки. Секунду спустя меня догнали Макс и Лана, оба бледные, всклокоченные, насмерть перепуганные.
— Вперед! — крикнул Макс, истерично надсаживая глотку. — Они нас догонят!
Я не стал ничего ему отвечать и выскочил из седла, бросившись к Винсу.
— Рома, ты что?! Мы все погибнем! — вскричала Лана, с трудом удерживая коня. Я понимал это, но оставить Винса без помощи не мог. Еще секунду назад я искренне верил, что нахожусь в игре, но сейчас от этой уверенности не осталось следа: передо мной был живой человек, отчаянно нуждающийся в помощи.
Добежав до лежавшего ничком камердинера, я дернул его за ворот рубашки, едва не оторвав. Винс, глядя по сторонам ошалелыми глазами, едва мог стоять на ногах. Был он весь в пыли, грязная одежда прорвалась длинными неровными царапинами, а ладони состояли из одних кровоподтеков.
— Бросьте, ваше инородие, — проговорил он. — Идти… не могу. Спасайтесь.
Но я вдруг внутри себя понял, что об этом не может быть и речи. Толкнув едва ковыляющего Винса в сторону монастырских ворот, я взял крикет наизготовку и повернулся к тому, что было у него за спиной. Следом за мной с коней соскочили Макс и Лана.
Черно-серое месиво когтей, щелкающих челюстей, длинных паучьих ног и острых костяных шипов катилось на нас с неостановимой энергией снежной лавины.
Спасаться теперь было поздно: до них оставалось лишь несколько шагов. Ужас сковал мое тело: я с ледяной очевидностью осознал, что, похоже, умирать придется здесь и сейчас, и возрождение в офисе «Норски» мне вовсе не гарантировано. Проклиная мысленно тот день и час, когда я поперся на вечеринку к Артему, я выпалил куда попало из крикета. Пуля прошила насквозь белесую тварь, похожую на огромного богомола, и перед глазами вновь возникли цифры опыта, но это уже ничего не решало. Вопрос стоял только о том, чтобы подороже продать свою жизнь. Я крепко сжал рукоять крикета, намечая себе цель в первых рядах напирающей нежити.
— Бамг! — грохнул вдруг откуда-то с неба оглушительный гром. У меня заложило уши, и на секунду я забыл о том, где нахожусь и что происходит. Только мгновение спустя, когда я увидел черное облако, взметнувшееся над монастырской стеной, до меня дошло: это был залп из мушкетов! Первый ряд наступающей нежити проредило словно гигантскими граблями, его остатки с громким шипением попятились назад.
Вслед за этим раздался громкий скрип: тяжелые дубовые ворота монастыря медленно открывались. Раздались голоса — на помощь спешит не меньше десятка людей. Вскоре они появились из-за поворота: бородатые, вооруженные палашами и пистолетами.
Новый залп со стены хлестнул по наступающей нежити огромным кнутом, и она начала нехотя отходить вниз по склону.
— Скорее, сюда! — крикнул рослый детина в шлеме-морионе и с сержантскими нашивками. — А то они опять попрут!
Не помня себя, мы бросились по склону вверх. Пару раз я споткнулся — ноги отказывались слушаться, дрожа и подгибаясь. Вбежав в ворота, куда перед этим мушкетеры ввели пойманных перепуганных скакунов, я прислонился к белой монастырской стене и закрыл глаза.
Словно сквозь сон доносился до меня гулкий бас сержанта, говорившего с Максом:
— А мы ведь, было, ворота-то открывать не хотели, — объяснял он, явно не задумываясь о том, какой эффект могут произвести его слова. — Его благородие, господин лейтенант запретили: опасно, вдруг твари прорвутся. Но как увидели, что вы своего защищать бросились, пришлось открыть. Его преподобие настоял. Говорит: грех большой не помочь людям, кои за други своя встали. Вот оно, значит, что.
***
Его преподобие отец Келлер, настоятель Клугстерского монастыря, был низкорослым полноватым человечком с редкими рыжеватыми кудрями и такого же цвета короткой бороденкой. Ходил он, забавно переваливаясь с ноги на ногу, и едва поспевал за длинным, как жердь, лейтенантом Хорном.
— Вот такое несчастье нас поразило, ваше инородие, сами видите, — проговорил он, указав куда-то в сторону. Мы брели по узкому коридору среди каменных стен, украшенных мозаичными панно. Впрочем, украшения эти были весьма так себе: чувствовалась рука доморощенного художника-любителя. Плохо подобранные кусочки смальты делали лица мучеников порой комично-нескладными, а пейзажи за их спинами — совсем уж условными. Понять, изображен ли святой на фоне горы или замка было, подчас, трудновато.
— Они выдвигали какие-то требования? — спросил я.
— Ты глаза-то разуй, парень! — лейтенант взглянул на меня так, словно продемонстрировал незнание, для чего нужен ночной горшок. — Какие требования, это ж нежить, мать ее упыриха! Она тебе башку отчекрыжит — это пожалуйста, а требования она выдвигать не обучена!
— Это необычная нежить, — ответил я. — Вы разве видели, чтобы нежить вела правильную осаду?
— Да я б ее с удовольствием вовсе не видел, сковородку ей под сраку! — произнес лейтенант и смачно сплюнул на пол под осуждающим взглядом настоятеля. — Ты по нежити спец — ты и расскажи, что нам делать-то с ней?
— Я просто хочу понять, что происходит, — заговорил я, как можно мягче: с раздражительным лейтенантом, похоже, нужно было общаться именно так, и настоятель, кажется, эту линию поведения уже усвоил. Причина раздражения, впрочем, была понятна: лейтенанта не порадовала бумага о том, что он поступает под начало юнца непонятного происхождения.
— Происходит, молодой человек, вот что, — тихим, чуть напевным голосом проговорил монах. — Мы здесь, живя на окраине Чернолесья, к нежити давно привыкли. Кто из братьев ходит в лес по послушанию — те защитные чары разучивали, круг отрицания рисовать учились. В общем, обжились мы здесь и на Вседержителя не ропщем: какое уж он нам место послал для служения, в мудрости своей, в таком мы спасения и взыскуем. Но эти… явились они словно из ниоткуда, и сразу монастырь обложили. Полезли к воротам, но братья ворота вовремя закрыли, из
