Попадание было кучным — вытянутый, обтянутый красно-чёрной кожей череп «гейши» брызнул ошмётками, запрокидываясь назад. Ящероподобная зараза начала заваливаться на бок, по инерции продолжая движение. Упала и мелко задрыгала конечностями, выбывая из игры. Алмаз запрыгнул на своё место.
«Горыныч» сноровисто развернулся и под несмолкающие звуки «пау-у-у-ум-м!», плывущие по-над Нижним, выехал со двора.
— Что за, грёб его поперёк селезёнки, — утренник?! — недоумённо рыкнул Шатун, наблюдающий, как ещё одна «гейша» мчится прямо на внедорожник. — Я знал, что будет паршиво, но хоть бы пожрать с утра дали!
— Сейчас догонят — и ещё дадут. — Лихо гнала «Горыныча» прямо на бестию, не думая выкручивать «баранку», чтобы «освободить лыжню».
Раздался глухой, влажный хруст — тварь нырнула прямиком под колёса. «Горыныча» самую малость подбросило на месте, и он рванул дальше, оставляя позади себя нечто бесформенное, издыхающее согласно всем законам природы.
— Всесдвиговый съезд камикадзе, что ли? — изумлённо присвистнула Лихо. — Ни хрена не понимаю.
— А оно тебе надо — понимать? — Шатун посмотрел в окно, за которым порой мелькали силуэты, никаким местом не похожие на человеческие. — Рули ровнее. Что там у нас с горючкой в баке?
— Километров на двести точно хватит. — Лихо бросила взгляд на приборную панель, — Книжник, сориентируй. Едем из города. Куда дальше?
— Налево, потом прямо, — тут же откликнулся очкарик. — Километров семь. После — снова налево. А там уже трасса на Чебоксары. Не заблудимся.
— Я очень на это надеюсь, — проворчала Лихо. — Да когда эта тягомотина заткнётся-то, а?!
Бесконечное «пау-у-у-у-ум-м! Пау-у-у-у-ум-м!» продолжало заунывно плыть везде, не усиливаясь и не стихая — застыв на одной тональности, на одной частоте.
— Может, это как дудочка крысолова? — предположил Книжник. — В одной сказке такое было — крысолов играл на дудочке, а крысы шли за ним.
— И что дальше? — спросил Шатун. — Потом они устроили ему нескончаемую овацию?
— Нет. Он дошёл до водоёма и поплыл на лодке, продолжая играть на дудочке. А крысы утонули, все до одной. Вот так.
— А при чём тут это бессмысленное бряканье, от которого у меня уши корёжит?
— Ну я так предполагаю, что это вроде сигнала, на который идут мутанты, — замялся Книжник. — Может быть, это и не так. Других версий нет.
— Всё может быть, — рассеянно сказала Лихо. — Речка рядом, только я пока что не вижу, чтобы они всем кагалом лезли в Му-Му играть.
Звук смолк почти сразу после того, как Лихо договорила.
— А на сердце легче отчего-то не стало, — пробормотала блондинка, прислушиваясь к установившейся тишине. — Отчего бы?
— Смотри! — вдруг выкрикнул Книжник, с осунувшимся враз лицом прикипев к окну. — Слева! Вон там! Падает!
Остальная троица впилась глазами туда, куда он тыкал пальцем как заведённый. Зелёные купола видневшегося слева храма заваливались набок. Неестественно, неторопливо. Как будто непонятная сила выворачивала их с привычного места, выламывая, кроша красный кирпич стен.
Купол поменьше застыл и как будто нехотя рухнул, нацелившись вниз отлично сохранившимся крестом. За ним начали сыпаться остальные, все до единого.
Четвёрка глядела будто заворожённая, чувствуя, как кожу съёживает чувство даже не страха, скорее, бессилия перед тем, что — как бы забавы для — курочило храм. В следующий миг стены церкви резко осели вниз, смялись, как игрушечный домик, на который упала наковальня. Взвилось облако пыли.
— Да это… — Алмаз понял, что говорит вслух дёргающимися от нервного напряжения губами. — Как ладошкой прихлопнули. Чертовщина какая-то…
Лихо вела машину, сознание будто раздвоилось — одна часть её видела дорогу, а вторая неотрывно глядела на то место, где полминуты назад ещё находился храм. Самой страшной была всеобъемлющая, законченная безмятежность вокруг. Даже клятые «гейши» и прочая фауна как провалились сквозь асфальт. Не было ни единого признака присутствия чего-то иного, видимого, заметного глазу. На Горьковском шоссе присутствовала хотя бы размытость пространства, которой и следовало опасаться. Здесь же не было и этого. Ни малейшего искажения, излома: чистый, прозрачный утренний воздух.
— Гони! — Первым, как ни странно, очнулся Книжник. Взвизгнувший так, что у блондинки на долю секунды заложило уши.
Дома слева и справа от дороги начали схлопываться, рассыпаться, как куличики в песочнице, которые топчет ногами слепивший их карапуз. Всё быстрее и быстрее, один за другим. Лихо неслась вперёд, дорога была отличная, сохранившаяся. Тридцать пять лет относительно сносного житья-бытья Нижнего заканчивались стремительно и ужасно. Сдвиг с лихвой забирал накопившиеся проценты, превращая город в развалины, играючи насаживая небытие там, где ещё вчера жизнь казалась не совсем безнадёжной.
Везде, куда только падал взор, поднимались облака пыли, а небо оставалось всё таким же умиротворённым, ласковым. Бледно-изумрудным — верный признак того, что день будет великолепным…
Лихо гнала «Горыныча» точно так же, как это было меньше суток назад. В мозгу льдисто-шершавым сгустком болталась мысль, что тогда, в Суровцах, её дар почему-то дал осечку, и она ошиблась с настоящей датой слияния миров. Что всё случилось гораздо раньше, происходит сейчас… И ничего уже не исправить, не вернуть. Всё заканчивается.
Надсадно взвыв в душе, Лихо задавила эту паникёрскую мыслишку, закусив губу в том же месте, где она и так уже была прокушена. Теперь она взвыла уже вслух, из глаз брызнули слёзы. Яростно мотнула головой, стряхивая горячую влагу, продолжая выжимать из внедорожника всю мощь.
«Горыныч» мчался сквозь кошмар, унося четырёх друзей навстречу неизвестности.
— Может, это то же самое, что было в Замурино? — проговорил Шатун, явственно лязгнув зубами. Громиле было страшно. Страшно до жути, но он держался, продолжая неотрывно глядеть в окно, за которым строения вминало в землю. Кто-то выскочил на дорогу, суматошно размахивая руками, то ли прося помощи, то ли окончательно свихнувшись от творящегося вокруг хаоса.
Лихо, не раздумывая, повернула руль, объезжая бедолагу. «Горыныч» пролетел мимо, чудом не зацепив с ног и до головы испачканную в пыли фигуру.
— Не держите зла. — Блондинка на скорости умудрилась вписаться в указанный Книжником поворот, наполовину заваленный обломками бетона. — Это сильнее меня…
Страх, так и не ставший безрассудным, но присутствующий стойко, неотвязно, не разрешил сделать остановку, чтобы подобрать нуждающегося в помощи человека. Сбавить скорость было так же страшно, даже страшнее, чем вчера, на трассе Москва-Владимир. Там всё-таки было что-то видимое, хоть и донельзя жуткое, а здесь — какая-то безрассудная давилка, что-то невообразимое, беспощадное. Четвёрке, наверное, было бы гораздо легче, если б над Нижним навис какой-нибудь необъятный монстр, наводящий шороху по полной программе. Страшно было даже не из-за того, что рушится целый город. А из-за того, что это происходит непонятно.
