Он мог бы никогда не встретить Лею и не женился бы на ней. Никогда у него не было бы троих детей, он не помогал бы разрушать Империю. Да, сказал он сам себе, несмотря на все невзгоды, я вновь сделал бы тот же самый выбор.
Теперь Лея была в большой опасности.
Из кабины появился Ландо.
— «Сокол» на автопилоте, — доложил он. Он взглянул на отрешенное лицо Хэна и покачал головой. — Хэн, может соснешь? Надо же как-то скоротать время. — И добавил, как будто эта идея только что пришла ему в голову: — Слушай, а может, нам в сэбэкк сыграть? — При этом он приподнял брови и выдал одну из своих знаменитых ухмылок.
Хэн решил проверить, насколько серьезны намерения Ландо.
— В гробу я видал твой сэбэкк, — заявил он. Но потом добавил: — Ты же не поставишь на кон мой корабль.
Ландо нахмурился.
— Этот корабль мой, Хэн.
Хэн склонился над столиком для игры.
— Сегодня твой, завтра мой". А, старина? Или дрейфишь?
«Сокол» несся в гиперпространстве на автопилоте, не подозревая о том, что решается вопрос о том, кому быть хозяином.
Хэн взглянул на свои карты и почувствовал, что взмок от волнения. Ландо, который гордился тем, что может обманывать всех выражением своего лица, казался неспокойным и озабоченным. Нервным движением он потирал себе лоб.
Суммирующий компьютер показал, что у каждого из них по девяносто четыре очка. Время летело незаметно, и по крайней мере в течение пятнадцати секунд он не думал о том отчаянном положении, в котором находилась Лея.
— Откуда мне знать, может, ты подложил в эти карты какую-нибудь запрограммированную свинью? — произнес Ландо, уставившись в карты.
— Ты сам эту игру затеял, дружище. Да, это мои старые карты, но ты же их сам растасовал. Они настоящие, без всяких свиней. — Хэн улыбнулся. — И на этот раз не будет никакой смены правил при конечном подсчете очков.
Выждав еще секунду, Хэн перехватил инициативу.
— Я придержу три карты, — сказал он и положил две другие лицевой стороной вниз в центр игрового поля. Он нажал клавишу сканирования, изменяя масть и достоинство карт, затем взял их обратно с поля, чтобы взглянуть, что получилось.
Ландо вытянул две карты и задумался, прикусив нижнюю губу. Затем вытащил третью. Хэн почувствовал прилив воодушевления. Рука Ландо оказалась еще более тяжелой, чем его.
Сердце Хэна забилось. У него была сплошная шваль, одни палочки и ни одной картинки; но он понимал, что если он отобьется, то и наличные карты позволят ему набрать очко. Ландо уставился в свои карты, слегка улыбаясь, но чувствовалось, что это принужденная улыбка.
— Заходи, — сказал Хэн и начал выкладывать на стол карту за картой.
— Получу ли я дополнительные очки за совершенно случайный набор карт? — вздохнул Ландо. Он положил локти на стол и нахмурился.
Хэн прихлопнул рукой свои карты.
— «Сокол» снова мой!
Ландо глуповато ухмыльнулся, как будто потеря корабля была для него благом.
— По крайней мере ты получишь его в сносном состоянии.
Хэн похлопал друга по спине и танцующей походкой прошел в кабину пилота. Медленно, со вздохом удовлетворения он опустился в кресло.
Теперь, подумал он, если ему удастся вовремя добраться до Леи, можно считать, что денек выдался на славу.
Кип Даррон с трудом продирался сквозь густой, сочащийся влагой лес Явина-4, пытаясь отыскать потайные тропы в этих негостеприимных джунглях. Он точно знал, куда надо идти. Черный дух Экзара Кана показал ему дорогу.
Заслышав шаги, птицы, питающиеся пресмыкающимися, взмыли вверх, отрываясь от кровавых остовов своих жертв.
Рядом с Кипом ковылял его напарник Дорск-81. Тонкокожий хлипкий инопланетянин был совершенно измотан крутыми подъемами и влажной духотой.
Над их головами в густых ветвях деревьев массаси раздался треск и шорох и мелькнула вспышка пурпурного меха: вуламандра. Дорск-81 встревоженно взглянул вверх, привлеченный звуком, а Кип же не повел и бровью. Он почуял этого грозного хищника еще несколько минут тому назад. И вот теперь преследовавшая их вуламандра сама испугалась и обратилась в бегство.
Кип вытер пот с лица, еще раз огляделся и прибавил шагу, зная, что они уже почти на месте, хотя Дорск-81 об этом не догадывался.
Насекомые с жужжанием роились вокруг них, но Кипу они не досаждали. Он намеренно создал вокруг себя атмосферу тревоги, и низшие существа бежали от него как от огня. Этому фокусу его научил Экзар Кан.
Изо всех сил пытаясь сохранить стремительный темп ходьбы, Дорск-81 даже приоткрыл свой безгубый рот. При взгляде на Дорска-81 с его гладкой оливково-зеленой кожей, приплюснутым носом и оттянутыми назад ушами казалось, что эту расу создавали в аэродинамической трубе. Вид у него был жалкий: его широко расставленные глаза часто моргали, а лицо сверкало влагой.
— Нет, такие трудности не для меня, — объявил Дорск-81.
Кип замедлил шаг, но не настолько, чтобы дать передышку своему товарищу. Он безуспешно пытался смягчить свой тон.
— Конечно, вам бы только кушать по расписанию да пукать по разрешению. Хоть убей, я не понимаю, как смогла планета Кхомм сохраниться неизменной в течение тысячелетий и почему твой народ хотел этого
Дорск-81 не обиделся и попытался объяснить Кипу:
— Наше общество и наша генетика достигли совершенства много лет тому назад. Для защиты от нежелательных изменений мы заморозили нашу культуру на определенном уровне. Мы взяли нашу совершенную расу и клонировали ее, вместо того чтобы подвергаться риску генетических аномалий, возможных при размножении примитивно половым путем. Я — восемьдесят первый клон Дорска. Восемьдесят поколений были одинаковыми, с одним уровнем навыков и умений. Но я оказался другим.
— Но у тебя есть возможность стать Рыцарем Джедаем, как же ты можешь считать себя неудачником? — сказал Кип.
— Неуютно чувствовать себя не таким, как все, — пояснил Дорск-81. Но Кип возразил:
— Иногда приятно осознавать, что ты можешь подняться выше других.
Он протиснулся в узкий туннель из густой растительности и свисающих мхов. Маленькие насекомые кружились вокруг него и тут же как бы отскакивали от его лица. Большие тени неожиданно напомнили ему черные шахты Кессела, где его заставляли работать как раба.
— Империя исковеркала мне жизнь, — стал рассказывать Кип. — Я родился на Дейере. Мои родители были активистами одной из оппозиционных партий. Они праздновали годовщину Германской Бойни, участвовали в демонстрации протеста против разрушения Альдераана, но в какой-то момент Император перестал церемониться с диссидентами, начались массовые репрессии.
Штурмовики ворвались в наш дом около полуночи, мы с братом уже спали. Они схватили моих родителей, станировали их на наших глазах и оставили на полу, парализованных и корчащихся от боли. Мой отец не мог даже глаза закрыть. Я помню, как у него по щекам текли слезы: он был совершенно беспомощен, потому что руки и ноги у него были сведены судорогой. В таком состоянии штурмовики и уволокли их. Мой брат Зет был на пять лет старше меня. Они принялись за него. Ему было всего четырнадцать лет. Они надели ему на руки станер-браслеты, били его и пинали. Потом они станировали и меня.
