каждый раз рискуя запнуться в его густоте и окунуться по макушку.
И вновь они кричат. Опять рядовые вопят во всё горло. Падают, поскальзываются, начинают орать что есть сил. Это тот самый новый призыв, который должен был положить конец войне? Совет увидел победу в юношах, которые растворяются в сперме насекомых? Не могут задрать колени, чтоб идти ровнее, чтоб меньше был шанс захлебнуться. Вместо этого они подошвами елозят по дну и сваливаются лицом прямо к кусачим ядовитым сперматозоидам.
Оре почти обогнал меня. Он сдавленно стонал, ещё удерживая над головой автомат и мчась по направлению к предполагаемому выходу из этой мерзости. Просветитель так же стоически преодолевал метры жидкости, Лекарь мчался со мной на одном уровне, чуть ли не на каждом шагу распыляя себе в нос по маленькой порции Экса. Смеётся, практически в полный голос хохочет. Над нами, над ситуацией, над всем человечеством, решившим, что оно найдёт дом на Плутоне. Вид идиотов, не заслуживших права вообще когда-либо покидать Землю.
Рядовые падали и поднимались, только их внешний вид был от этого безвозвратно обезображен. Сжираемые микроскопическими заготовками Анухе они выныривали из озера без кожи, мышцы лица плавились, оголяя череп. Глаза выпадали, зубы со свистом выскакивали из утончавшихся дёсен. Крича и создавая пузыри на поверхности озера, они тонули в сперме насекомых. Берег виднелся впереди, глухая высокая стена оставляла несколько метров между жидкостью и ровным вертикальным сводом камней. Я ускорился, желая быстрее закончить это посмешище, и чуть не упал, когда до суши оставалось несколько метров.
Если мне удалось остаться на ногах, то вот Оре от своей гордыни свалился прямо на подступе к берегу. Лицом ударился об плотный грунт и попал в пределы спермы. Потеряв на какое-то время сознание, он не сразу поднялся. Часть его лица оползла, превратившись в розоватую корку оплавленного мяса. Мы с Просветителем без урона добрались до нового желоба, о котором и говорил Оре, пока он сам тщетно пытался вытереть лицо, хотя делал только хуже. Его голова лишалась вообще любых человеческих черт, и даже кости размывались, предварительно став мягкими как резина.
Оре принял смерть с героизмом. Сохранив крик в груди, от болевого шока он свалился с высоты своего роста и разбил голову об камень. Мозги расползлись по уродливому берегу. Тут же внутренности черепа моего бывшего командующего покрылись плёнкой. Сперматозоиды в природных порывах искали пищу, и вот они её нашли в уроженце самого бедного яруса Города. А ведь он практически увидел Матку Анухе, которую так хотел убить собственными руками.
Сэл лежал неподалёку от нас. Он до сих пор истерично хохотал, нервно гладя свои ноги. Сапоги Лекаря прожгло насквозь, не обработанные надлежащим образом, как у рядовых, и нежная человеческая кожа краснела от попавших молок. Скоро она растворится, Сэл погибнет от кровотечения. Очаги дыр на его обмундировании показывались вообще по всей поверхности тела. Слишком уж он быстро бежал и слишком высоко задирал ноги. Разбрызгал сперму и теперь валяется на берегу омерзительного озера, принимая смерть с улыбкой. Я подскочил к нему, через костюм дезинфицировав внешние яды. Что-то ещё скребётся в паху, но терпимо.
— Не подходи, а то забеременеешь.
Сэл так остался доволен своей шуткой, что чуть не задохнулся от смеха. В это время его скулы плавились, губы ссыхались и опадали, обнажая зубы. Речь стала практически неразличимой, а последнюю просьбу я всё-таки распознал. Лекарь попросил опустошить всего его запасы Экса рядом с его лицом, чтоб гибель вышла слаще любой победы над Анухе.
Я кончиками пальцев, обтянутых в прохудившиеся перчатки, перевернул Сэла и достал трубки, по которым бегала туда-сюда воздушная наркота. Обрезав кончик шланга, сунул красноватое облачко прямо к носу умирающего мужчины. Заключительным в своей жизни рывком Сэл вдохнул наркоту и тут же отключился. Остатки его лица исказились самой уродливой улыбкой, что я когда-либо видел. Благо, она быстро пропала на черепе, а потом и последний провалился сам в себя, вогнувшись внутрь.
Мы остались с Просветителем вдвоём. В мои ноздри попало немного Экса, и ужас от полного провала чуть нивелировался. Я приблизился к озеру спермы, вгляделся в его нелепость. Бесконечные просторы жизни, прорывающиеся даже из таких глубин, как пещеры гусениц, пожрали всех моих друзей. Остался я сам у себя, да представитель культа, в божество которого после всего случившегося попросту невозможно верить.
Просветитель называл меня по имени, но странный гул в ушах отказывался растворяться. Это уже не мои мысли, это голоса погибших друзей, которые так и остались разлагаться в пещерах гусениц, не заслужив почести снова оказаться на поверхности Плутона. Долг перед обществом больше не вдохновлял, он непреодолимо гнул к земле, и ноги отказывались поднимать меня. Я спиной привалился к своду пещеры, где тонкие струйки пара тянулись к чёрному потолку. Это рядовые, доверившиеся мне и моему наивному опыту, плавились в озере спермы. И что я скажу их родителям? Конечно если сам когда-нибудь выберусь в том или ином виде. Если повезёт, то хотя бы в ближайшие пару лет занесут в списки погибших, и Пим получит дотации. Нашивку мою она не увидит, грамоты, послужные списки так же утонут в море сводок пропавших в недрах планеты. Всё это останется догнивать здесь до скончания времён.
Представитель культа не давил на меня, он предлагал проследовать по ранее проложенному пути. Из входа в новый жёлоб до нас доносился необъяснимый гул, словно сотни людей слились в единой песне. Это рты призраков, они предупреждают — если хоть шаг сделаю во тьму, то тут же к ним присоединюсь. Просветитель сквозь сон наяву убеждает, что всё будет хорошо, и проделанная работа точно выполнена не зря. Не уверен, верю ли ему. Скорее это просто привычка вслушиваться в слова тех, кто вещает с экрана и носит специальные знаки отличия. Помазанные Троебожием, они занимают в моём мозгу не меньше места, чем я сам.
Он поставил меня, подняв с земли как ребёнка. Отряхнул от пыли и остатков спермы гусениц. Он искал мой взгляд, который упёрся в камень. За ним ничего не разглядишь, ведь перед глазами мелькают лица молодых ребят, они не дожили даже до девятнадцати лет. Что они увидели за свою жизнь, кроме Академии и огрызка войны? Лишь разверзнутые пасти Анухе, а потом? Высший мир? Бесконечная, беспроглядная тьма? Я не могу представить, как выглядит ничто. Отсутствие мысли, отсутствие света. Там нет движения, нет ветра и прикосновений песка Плутона. Там не
