то, что я сказал, — уклончиво ответил дзёнин деревни, скрытой в бамбуке.
В кабинете господина Абэ сидели четверо: сам хозяин поместья, два дзёнина и полковник Главного разведывательного управления Монголии Жамбын Батболд. Последний кашлянул и проговорил:
— «Черное кумитэ» может продолжаться бесконечно, но к этому соревнованию уже пропал интерес у сильных мира сего. Они обращают внимание на то, что творится на границе России и Монголии. Введенная против Россия стая санкций изменила ситуацию в лучшую сторону для русских. Те самые прикормленные аристократы, которых вскармливали западными ценностями, неожиданно потеряли очень много денег. А вместе с деньгами аристократы потеряли и веру в запад. Теперь, чтобы выжить, они вынуждены стать патриотами или по крайней мере казаться такими. А это означает усиление власти в России, консолидация народа и, к тому же, перестройка мирового сознания. А такое никакими играми не замазать. Нужно что-то большее. Что-то такое, что отвлечет внимание от развертывания ракетных систем по всему миру.
— Что? От чего отвлечь внимание? — господин Абэ упал в своё кресло. — Неужели…
— Другого выхода нет. Нам нужна была быстрая война, в результате которой могли показать слабость России, а вышло… Вышло совсем другое. Всё больше и больше стран понимают, что капитализм развязал эту войну только с одной целью… И понимают, что это бесчеловечно. Страны переходят на сторону России, а это никак нельзя допустить. И одновременный ракетный залп должен вывести из строя центры принятия решений русских, а потом будут введены миротворческие силы для усмирения этих диких медведей…
Лежащий на коленях Митсэру котенок тоненько мявкнул, словно соглашаясь со словами Жамбына. Господин Абэ недовольно покосился на животное, урчащее подобно маленькому трактору.
— Обязательно было притаскивать этого блохастика? — пробурчал господин Абэ.
— Обязательно, господин Абэ, — склонил голову Митсэру. — Не всегда всё кажется тем, что есть на самом деле. И этот, как вы сказали, «блохастик» окажет нам невероятную услугу в своё время. А пока что у меня есть мысль для проведения завершающей части «Черного Кумитэ»…
— Дорогие господа и дамы! Мы собрались здесь, в славном месте, которое всегда было скрыто от глаз обычных людей для лицезрения последней схватки наших победителей. У каждого за плечами не один труп, руки по локоть в крови. Они не будут просить пощады, и ни к кому не испытывают жалости. Это уже не люди — это звери. Они даже хуже маньяков, — проговорила парящая голова господина Абэ. — А если они звери, то сражаться они должны не с людьми! И вот этот сюрприз их ждет внутри!
На этот раз вертолет нас привез к огроменной каменной башне, торчащей клыком посреди океана. Башня напоминала замок Кощея, башню Рапунцель и космическую ракету одновременно.
Со всех сторон она была окружена уже надоевшим сиреневатым туманом, скрывающим башню от возможных любопытных глаз с воздуха.
Мы стояли перед деревянными воротами, ощерившимся остриями копий. Подойти просто так к ним было сложно, да и не особенно хотелось, глядя на зеленоватые острия металлических снарядов. Явно смазаны не вареньем из крыжовника…
Я поднял с каменистой поверхности осколок гранита и швырнул в сторону ворот. Тут же два копья чуть дернулись, повернув острия к летящему снаряду и пронзили его на подлете. Гранит рассыпался мелкой крошкой. Я чертыхнулся.
— Какой накал страстей… — хмыкнула голова господина Абэ. — Надеюсь, что вы покажете такую же страсть на наших подготовленных уровнях. Дорогие господа и дамы, наша команда приготовила для вас невероятный сюрприз — вы сможете лицезреть как наши игроки проходят нижний, средний и верхний уровни Башни Смерти. Наши игроки, достигшие вершины, сойдутся в последней битве со мной лично и моей командой. В случае, если они всё-таки победят, то клянусь Дьявольским Шаром — они обретут свободу!
— Зачем эти сложности, господин Абэ? — крикнул в сторону головы сэнсэй Норобу. — Лучше спуститесь вниз и сойдемся в честном бою! Не стоит этих условностей. Всё равно финальная битва будет самой красочной, так зачем же все эти препятствия?
— Без препятствий жизнь не покажется сладкой! Господа и дамы, давайте же воздадим должное уважение нашим гладиаторам. Всё-таки они идут на смерть. Давайте проводим их достойно! — голос господина Абэ поднялся до небес и рухнул вниз. — А мы проследим за их победами. Пусть каждый получит по заслугам.
Последние слова он прошептал едва слышно, но мы их услышали. Лицо господина Абэ скомкалось, как будто было сделано из бумаги, и взорвалось фейерверком голубых искр. Огоньки поднялись к самой вершине башни и сложились в два огромных слова:
БАШНЯ СМЕРТИ
Как только слова достигли верхней точки, как тут же верхушка башни засияла разноцветными огнями. Огни закружились в диком хороводе, а после каждый цвет оказался втянут в два огромных слова. Под дуновением ветерка со слов начали падать капли. Они падали, но не долетали до каменистой поверхности, растворяясь в воздухе.
— Ну что, последний бой — он трудный самый? — спросил я у своих ребят.
— До последнего боя ещё добраться надо, — проворчал Норобу, хмурясь на башню.
— Давайте же доберемся побыстрее, — хмыкнула Шакко. — А то у меня руки чешутся набить одному человечку личико. За Малыша, за Тигра… за всех!
— Да и у меня тоже сердце неспокойно, — покачала головой Кацуми. — Слишком много себе позволяют эти твари.
В этот момент двери дернулись и со страшным скрипом начали расходиться в стороны. За ними обнаружилась зияющая темнота. Словно открылась пасть великана, приглашающего нас прибыть на его ужин…
— Ну что, пошли, надерем кое-кому зад? — спросил я.
— Да, чем быстрее, тем лучше, — кивнул сэнсэй. — Я бы хотел ещё взглянуть на серию «Пока вертится Земля»…
Я улыбнулся — никогда не замечал, что сэнсэй любит мылодрамы. Мы вошли в крепость. Неторопливо за нами закрылись двери и тут же пахнуло могильной сыростью.
Над головами зажглись мерцающие люминесцентные лампы. Впереди разлегся коридор из грубо отёсанных камней. Чем-то мне это напомнило пещеры ниндзя — те же неприятные двери, осколки камней на полу, бугристые стены.
— Я не знаю, что из себя представляет эта Башня, но явно нам ничего хорошего ждать не придется, — заметил я.
— А если… — Норобу замолчал, когда невдалеке раздался детский плач.
Плач был надрывным, с захлебыванием, как будто у малыша отобрали любимую игрушку и оторвали ей голову с особым
