Ольгу вид лабораторных богатств буквально парализовал и пригвоздил к месту, а вот Сухова даже не отвлёк. Павел сосредоточился на поиске противника. И этот самый противник довольно быстро нашёлся. Четверо бойцов держали под прицелом ворота, поэтому не сразу заметили проникших в отсек нарушителей. А когда заметили, не сразу поняли, что Сухов чужой, ведь лейтенант до сих пор не снял маскировочный плащ. Гораздо больше заинтересовала охранников Ольга. Они развернулись, вскинули оружие и…
Тут случилось то, чего не ожидал даже Сухов, что уж говорить о бойцах «Судного дня». Ольга вдруг вскинула свои «Страйки» и, практически не целясь, выстрелила сразу из двух пистолетов. И попала. Два крайних бойца рухнули замертво. Двоих оставшихся тут же очередью прошил Сухов.
— Это было… лихо, — кивая, признал Павел.
Он подошёл к убитым и вытащил у ближайшего бойца из подсумка несколько запасных магазинов. Затем бросил взгляд вправо и вдруг замер. Охранники имели на вооружении «Штормы», но на случай прорыва противника через ворота они приготовили и кое-что посолиднее. А конкретно — однозарядное ручное импульсное орудие залпового боя «ОРИОН-2», ласково именуемое в народе «Мегерой». По Зоне с таким оружием не набегаешься, тяжеловато, да и перезаряжать пушку после каждого выстрела неудобно, но в некоторых ситуациях «картечница» (ещё одно народное название) становилась просто незаменимой. Например, когда враг шёл на прорыв крупными силами, и ты просто не успевал продырявить всех, даже длинной очередью. А тут один выстрел — два десятка пуль веером, сметают всё и всех. В общем, Сухов всё-таки поднял «Мегеру», решив хотя бы разок, но применить её в сегодняшней игре.
— Мастерство не пропьёшь, — Ольга бросила разряженные «Страйки» на пол. — Но пороховые пистолеты мне нравятся больше.
— Каждому своё, — Павел запер изнутри дверцу в боковой коридор, а затем подошел к бронедвери в последнюю комнату анфилады, в «зону А». — Апостол там наверняка. Но как туда проникнуть? У меня ни «фрича», ни плазмы не осталось. А «Шторм» эту броню не возьмёт. Даже «Мегера» не возьмёт. Сволочь!
Сухов в сердцах пнул дверь. Та даже не загудела.
— А ты ожидал, что главная дверь будет из картона? — Ольга тоже осмотрела отсечку. — Да-а, эту даже бронебойным не возьмёшь. Какой дрему-учий слу-учай!
Последнюю фразу она пропела, причём нарочито фальшиво. Кажется, в теплое гнёздышко между извилинами дамочки вернулись улетавшие на зимовку гуси. Глаза Ольги не просто загорелись, а вспыхнули адским огнём, между языками которого плясали джигу безумные чёртики. Сухов не мог и предположить, что сейчас творится в голове у взбалмошной спутницы, но зато он точно знал, что бессилен каким-либо способом пресечь это безобразие. Ну, и что ему оставалось с ней делать, пристрелить?
Ольга вдруг изобразила мультяшного героя, который собирается рвануть куда-то с высокого старта. Руки отвела в одну сторону, а телом подалась в другую, затем издала странный звук, что-то вроде «Фьють!», и бросилась к столам и стеллажам с химическими колбами, ретортами и прочей стеклянной дребеденью.
Сухов только и сумел, что открыть рот. Сказать он ничего не сумел. Но не потому, что он совершенно обалдел от выходки спутницы, а потому, что чувствовал — в этом безумном движении есть какой-то смысл. Вернее он подсознательно верил, что, несмотря на безумное, казалось бы, поведение, Ольга делает то, что нужно.
Стопроцентная пациентка Кащенко порхала между лабораторными столами с грацией бабочки. Она неуловимо быстро переставляла какие-то колбы, смешивала их содержимое, добавляла какие-то порошки, оценивала полученные жидкости на просвет и при всём при этом напевала. Поначалу Сухов не разбирал ни слов, ни мотива, но по мере того, как Ольга приближалась к цели, голос её креп, мелодия становилась стройной, а слова внятными. Более того, Сухов (между прочим, окончивший музыкальную школу по классу гитары) узнал мотивчик. Дворовый, но вполне приятный. А вот слова звучали незнакомо, судя по смыслу, из репертуара студентов какого-нибудь педагогического университета.
«Надоело, ё-моё, отмените букву «ё»!
Будет клево, будет елка, ежик, клен и чертик с челкой.
Ведь ничтожная проблема эта умершая тема!
Сэкономим столько краски, рубаните без опаски!
Отпилите! Чтоб у слов мерзких не было рогов…
Отменили букву «ё», глядь, а так ещё хуё…»
Концовка слегка покоробила, но в целом песенка показалась Сухову правильной. Павел даже прокрутил в памяти одну из строк. «Будет клево, будет елка, ежик, клен и чертик с челкой…» А ведь верно. Ну что без этой буквы будет делать, допустим, лейтенант Кабанов, у которого что ни фраза, то «ё-моё», «ёшкин кот» или «ёпрст». Будет говорить «йо-мойо»? Нет, теоретически, он может и вовсе не употреблять такие словечки. Кто бы спорил! Но тогда, извините, это будет уже не Витька Кабанов, а его грустный и серый тёзка. Пардон, тезка.
Пока Сухов (ежесекундно оглядываясь то на ворота, то на двери) размышлял над ошибками реформирования родного языка (букву «ё» в 1797 году ввел Н. М. Карамзин, а в прошлом веке отменил какой-то придурок), Ольга смешала какой-то серо-буро-малиновый коктейль и торжественно подняла литровую колбу на уровень глаз. Оценив на просвет результат своих трудов, она не слишком музыкально пропела «Гото-о-во!» и наконец вновь обратила внимание на Сухова. В глазах у Ольги уже почти погасли безумные огоньки, но из благостного состояния она пока не вышла. По лицу дамочки Сухов безошибочно определил, что она получила от процесса смешивания неведомых реактивов удовольствие, пограничное с наслаждением, а быть может, и с оргазмом.
— Что готово? — уточнил Сухов. — Что это за бурда?
— Не смей! — вдруг высоко и громко крикнула, почти взвизгнула Ольга. — Не смей так говорить!
— Ты… это… — Сухов окончательно опешил. — Не переживай так. Я не хотел тебя обидеть. Что за… смесь?
— Извини, — Ольга сама поняла, что её занесло. — Это «горилка».
— Да? — Сухов с сомнением взглянул на непривлекательную бурую жидкость в колбе. — Обычно она как-то… прозрачнее.
— Я в шутку её так назвала, — Ольга усмехнулась (слава богу, уже почти как здоровый человек). — Ты извини ещё раз, Паша. Это моя страсть. Когда дорываюсь до реактивов, плохо себя контролирую.
— Ты химиком была?
— Я… нет… но можно сказать и так. Узкий специалист. По процессу окисления.
— Понятно. — Павел понял мало, но сейчас это не имело значения. — И что будем делать с твоей… «горилкой»?
— А вот что, — Ольга аккуратно заткнула колбу пробкой и… швырнула сосуд прямиком в бронированную дверь.
