Пророк рискуя многим, подготовил к Дню бедствия сеть потаенных убежищ, создал огромные склады оружия и боеприпасов, снаряжения и продовольствия. Он дал своему народу веру и цель в жизни, научил побеждать, а этих восьмерых своими руками выкормил и воспитал. Что ж, отдать все это Ноллану? Ну, нет!
Отдать дело всей своей жизни жалкому трусу и выскочке, тому, кто кинул ему — лучшему из лучших — обглоданную кость с господского стола? Не бывать этому! Эх, хорошо бы дожить и хоть одним глазком увидеть становление новой великой державы! Вот если бы добыть то самое средство — эликсир вечной молодости, воспетый поэтами былых времен!
Ученые что-то находили: мушки, мышки… Но тогда они не успели, а сегодня больше никаких ученых нет.
И все же, хоть одним бы глазком… А так — очень скоро кто-то из этих восьмерых обретет символ его власти, зажмет в кулаке рукоять, как руку любимой девушки… Его любимой! Эта мысль обожгла сердце Пророка. В голове мелькнула шальная мысль: «А может, зарубить их всех?»
В прежние времена он уже несколько раз проделывал этот трюк, не давая идеям заговора угнездиться в головах последователей. Но сейчас… Он слишком стар, а эти — храбрецы, и впрямь лучшие из лучших. Может, хоть сохранят то, что он создал. Аттила сделал глубокий вдох и поднял к небу глаза, чтобы скрыть непрошеные слезы.
«Этого еще не хватало! Неужто я становлюсь чересчур дряхлым и сентиментальным? Нет, только не это! — вдох, еще один вдох. — Кажется, прошло».
— Эдвард Ноллан повержен! — снова возгласил Аттила. — А значит, и мне пора уходить, возвращаться к Творцу Небесному, дабы умолить за верных моих, дабы стать неусыпным стражем у трона его. Господь, дарящий свет очам и тепло нашим телам, пошлет мне знак, когда наступит мой час. Тогда я передам свою власть над людьми и тварями земными первейшему из вас.
Крики и стоны были ему ответом.
— О нет, не покидай нас, величайший из великих! — стеная и разрывая одежды, умоляли халифы.
— Небесный огонь, — прошептал Эргез, увидев яркую вспышку, длинным тонким разрезом прочертившую купол ночного, без единой звезды, неба. И крикнул, указывая пальцем на движущуюся яркую точку: — Путеводная звезда!
* * *
Ноллан перевел взгляд на Джуниора.
— Есть касание!
— Это ты называешь касанием? — хмыкнул Сикорский. — Это — встревание! Или влупление. Как тебе больше нравится. Левая стойка шасси увязла в чем-то фута на три! Неужто на всей планете ты не смог отыскать более приличного места?
— Прекрати ныть! — возмутился Четвертый, выводя на дисплей сводки датчиков среды. — Ты хочешь, чтоб именно эти слова были напечатаны в учебниках будущих поколений?!
— Подумаешь, напугал! — отмахнулся напарник, передавая в Центр Управления Полетами сигнал о посадке. — Пусть сами придумают что-нибудь эпохальное. Так. Ответь мне, Колумб-самоучка, пока мы еще не ступили на родную твердь, хотя это совершенно не твердь, а полнейшая хлябь, какого рожна ты сюда плюхнулся?
— Во-первых, судя по камерам слежения с «Сунь Цзы», здесь неподалеку прежде было крупное стойбище выживших людей. Конечно, за прошедшие годы оно могло исчезнуть, однако из-за здешней плотной атмосферы более точных данных у нас нет. А во-вторых, судя по тем же камерам, здесь большая зеленая поляна.
— Ну, что зеленая — это точно, — раздраивая иллюминатор, хмыкнул Сикорский. — Но только это не поляна, а болото, я читал о них в книгах. Еще их называют топями, потому что те, кто здесь топает, непременно топнет.
— Предлагаешь взлететь?
— Вообще-то, конечно, предлагаю, — вздохнул Тадеуш, — но для этого мы должны выровнять корабль. С перекособоченной стойкой как бы нам не опрокинуться и не превратиться из космического корабля в болотную лодку, если такие, конечно, существовали. Так что для взлета надо отыскать сухое и твердое место, провести надлежащую профилактику, а затем уже с ровного киля прыгать, словно кузнечики, по родной планете. Знаешь, кто такие кузнечики?
— Не помню.
— Я тоже не помню. Но моя прапрабабушка пела древнюю песню о том, что кузнечики похожи на огурцы, только прыгают.
— На Земле водились прыгающие огурцы? Никогда не слыхал. Ладно, Джуниор, нужно осмотреться. — Эд нажал кнопку на панели управления, открывая стенной шкаф со скафандрами.
— Возьми с собой парализатор! — напомнил Сикорский.
— Ага. А заодно и бластер. Я сначала парализую болото, а затем осушу его. Дай-ка лучше щуп для осадочных пород. И вот что, попроси Наташу приготовить нам праздничный ужин.
Ноллан влез в скафандр. Множество датчиков немедленно передали в индивидуальный бортовой компьютер данные о хозяине, приводя хитроумное устройство в режим ментального управления.
— Ну, я пошел. Держись на связи, — устремляясь к плите выхода, напомнил командир разведывательного шлюпа.
— Есть, босс! — хмыкнул Тэд.
Плита выхода, считав отданные скафандром команды, тихо пошла в сторону.
С увязшей стойки на Эдварда глянуло зеленое пучеглазое существо, раздувающее светлое брюхо.
— Ква, — произнесло нечто и плюхнулось в затянутую тиной воду.
— О! Джуниор, а вот и твой кузнечик, легок на помине. Действительно, на огурец похож, хотя несколько странный, приплюснутый, но в пупырышках. — Он спустился в хлюпающую воду. Гидроусилители конечностей незамедлительно включились, помогая хозяину скафандра преодолеть жадно чавкающую под ногами топь.
— Ну, что там родная планета?! — послышалось в динамике шлема.
— Судя по всему, жить можно! — констатировал Ноллан. — Только какие-то твари носятся, аж темно перед глазами! Мелкие такие, и, судя по данным прослушивающего устройства, они издают крайне неприятный писк.
— Это могут быть комары. Их около болот всегда много бывает! Но, может, нам лишь кажется, и это — мутировавший разум единого кровососущего организма…
— Сикорский, оставь свои шуточки для Кэйтлин!
— Ой, ты за нее не волнуйся, для любимой звезды моего жизненного гороскопа всегда найдется неприкосновенный запас.
— Да я и не волнуюсь. В общем, тут все более-менее понятно. Сейчас дойду до берега, отыщу дерево покрепче, попробуем тросом вытащить.
— А че тебе туда брести? Воспользуйся ранцевым двигателем.
— Горючего жалко.
— Ты в своем уме? Гелий-3, чего его жалеть?!
— Стоп, Джуниор. Я возвращаюсь. Там на берегу люди. Они верхом и вооружены!
Ученик Вредящего Путь тихо приоткрыл дверь, пропуская Лешагу вперед.
— Доброго хлеба и чистой воды, — посетитель склонил голову перед старцем в знак почтения к его годам и познаниям. В этом мире редко кто доживал до таких преклонных лет. И у себя на родине, и за годы странствий в Диком Поле до сего дня он встречал лишь одного — Библиотекаря. Конечно, старейшины в Трактире тоже были далеко не молоды, некоторые из них даже помнили Тот День, хотя и очень смутно, но Библиотекарь, похоже, застал этот мир в расцвете и знал многое о его далеком прошлом. Тем не менее Хранитель Знаний был необычайно бодр и подвижен.
