Мы ждали его в главном ангаре флагмана нашего флота, боевой баржи Третьего братства «Правитель Черных Небес». Мы стояли, не соблюдая строя, объединенные только принадлежностью к отделениям. Юстикары стояли перед своими братьями, а впереди всех нас Великого Волка дожидался капитан Таремар Аврелиан — прозванный Таремаром Золотым за безумно длинный список благородных подвигов — Страж Третьего братства и мастер флагмана.
Его избрание командующим прошло единогласно. Гроссмейстер Ваурманд как лорд-главнокомандующий Третьего братства был обязан оставаться в крепости-монастыре. Традиции диктовали его участь, независимо от того, как бы он ни возмущался из-за этого: на Титане всегда должен оставаться один из восьми гроссмейстеров, чтобы следить за ходом операций. Вместе с Ваурмандом в холодных залах нашего древнего замка остался лишь самый минимальный резерв воинов.
Сейчас на палубе стояло сто девять рыцарей. На Титане осталось только восемнадцать. Остальной орден, да благословит его Император, сражался в собственных битвах среди далеких звезд.
Вместе с нами находились также люди из Инквизиции, в зависимости от личных предпочтений разряженные в роскошные одежды и боевые доспехи. Анника была одним из тридцати инквизиторов, которые отправились с нами. Она заметила мое внимание и кивнула в ответ. Рядом с ней, всем своим видом изображая официоз, находились Дарфорд, Кхатан, Меррик, Василла и Кловон. И не один Дарфорд сейчас стоял навытяжку. Мимолетно просмотрев поверхностные мысли, я узнал об их полнейшей сосредоточенности, которая, к моему стыду, оказалась сильнее моей собственной.
Армагеддон вращался под нами со звездной неторопливостью, видимый через распахнутые врата ангарного отсека. Его поверхность представляла собой лоскутное одеяло синего, зеленого и желтого цветов, нарушаемых лишь черными пятнами горящих городов. Единственного проблеска психического чувства было достаточно, чтобы ощутить напряжение, исходящее от рыцарей. У нас не было желания стоять здесь, в безопасности на орбите, пока планете внизу наносили все новые раны.
Мы прибыли почти двенадцать часов назад, и первое же сообщение, которое поступило с поверхности, было от самого Волка.
— Ждите, — потребовал он. Всего одно слово.
И хотя мы путешествовали на разных кораблях, в нашем наспех созданном братстве довольно скоро поползли слухи. Говорили, Таремара возмутило то, что им помыкали, словно безоружным сервом. Юстикары реагировали по-разному — одни злились, тогда как другие неохотно признавали, что Великий Волк лучше знает, что за война идет внизу.
Галео был из последних.
+ Мы — оружие, которое лучше использовать лишь единожды, + сказал он нам спустя пару часов после прибытия, когда мы начали тревожно мерить шагами палубу. + Великий Волк достанет нас, словно клинок, и пронзит сердце Извечного Врага одним стремительным ударом. Никому не будет пользы, если мы раскроемся слишком рано и начнем наносить нескоординированные удары. +
Думенидон был не настолько оптимистичен.
— Разве тебя это не оскорбляет? Волк командует нами, будто мы у него на поводке.
+ Волки уже внизу, и были там многие месяцы. Пока я доверяю их глазам. Если вы не можете вытерпеть уколы попранной гордости, то вам предстоит узнать о самоконтроле не меньше Гипериона. +
Я знал, что получил по заслугам, но все равно мне не понравилось такое сравнение. Оно продолжало раздражать меня даже спустя несколько часов, когда мы уже стояли на ангарной палубе, ожидая боевой корабль Великого Волка.
— Почему они просто не телепортируются к нам? — провоксировал я остальным.
+ Фенрисийские суеверия, + ответил Галео. Я услышал в его беззвучном голосе насмешку. + Не знаю всех подробностей, поэтому не буду судить Волков слишком строго. +
Боевой корабль приближался медленно, и хотя посадочное шасси еще даже не успело коснуться усиленной стали палубы, рампа с гидравлическим воем уже начала открываться. В красном сумраке десантного отсека «Громового ястреба» ждала группа фигур — по моим подсчетам, тринадцать человек, — которая затем спустилась не соблюдающей порядка стаей.
Мы не стояли по стойке смирно, и они тоже. Мы наблюдали за новоприбывшими, не признавая над собой власти и не требуя покорности, мы встретились с ними, как с равными. Возможно, они считали это своим правом, хотя на самом деле Серые Рыцари оказывали им великую честь. Волки считались полукровками — их генетическое семя было создано из плоти и крови сына Императора, Лемана Русса. Мы же получили свое генетическое семя из более чистого источника. Ведь мы не просто так называли его Даром Императора.
При ходьбе об их броню бились различные талисманы: брелоки и фетиши из бечевок, янтаря, кости и камня. У них были серые доспехи — не блеклой чистоты отполированного керамита, но тусклого серого цвета зимних небес, в которых бушевали бури. Поверх доспехов были наброшены плащи и набедренные повязки из волчьей кожи, оттенки которых разнились от угольно-черного до грязного, покрытого темными пятнами белого цвета, напомнившего мне кровь на снегу.
Логан Гримнар повел свою стаю прямиком к капитану Таремару, с плеч которого также свисал плащ королевского белого цвета, окантованный традиционным серым. Великий Волк был без шлема, демонстрируя нам покрытое шрамами лицо, его косматая грива, в которую были вплетены костяшки и звериные клыки, была такой грязной, что местами свалялась в дреды. Возможно, когда-то волосы были темно-коричневыми, цвета дуба, но зима просолила их первыми седыми прядями. Гримнар командовал Волками уже больше века, он заслужил это право своими шрамами. Его шаги отдавались гулким эхом и сопровождались прерывистым сухим рыком сочленений терминаторской брони.
Когда он ухмыльнулся, впрочем, без всякого веселья, у него во рту сверкнули клыки, свидетельствовавшие о неприкрытых генетических отклонениях его ордена. Инквизиция никогда не относилась к Волкам с благосклонностью, и его улыбка красноречиво говорила почему.
Я заметил все эти детали за один краткий взгляд, но в них было нечто еще, что нельзя было просто игнорировать. Все тринадцать Волков были с ног до головы покрыты красным и черным — на их доспехах остались пятна засохшей крови и следы от огнеметных струй. От воинов несло скотобойней, ареной, полем боя, над которым теперь кружилось воронье. Когда эти лязгающие оружием опаленные воины подошли ближе, мне стало стыдно за свои чистенькие доспехи. Они сражались уже много недель, пока мы находились в пути, готовясь к неизбежному прибытию.
Странный миг неуверенности. Мне нечего стыдится, но все же стыд меня гложет.
